Его дерзкий поцелуй. Гэлен Фоули

мучается, когда мы отправляемся с визитом к нашим друзьям в Кингстоне. Ни с кем не разговаривает. Задумавшись, сидит в углу и даже не пытается вписаться в общество.

      – Что ж, Иден, он застенчив.

      – Я знаю и очень ему сочувствую, но я не хочу выходить замуж за человека лишь потому, что ему сочувствую, – яростно зашептала она, чтобы Коннор с его острым слухом не услышал и не обиделся.

      – Ну что же, – вздохнул доктор, – решай сама. Но, боюсь, здесь ничего нельзя поделать. Теперь, когда финансирование прекратилось, мы не можем заплатить за дорогу.

      – Неужели ты не можешь договориться о кредите?

      – И влезть в долги ради того, чего я сам не желаю? Ты хочешь, чтобы я стал таким же расточительным, как лорд Пембрук?

      – Мы могли бы расплатиться, когда ты получишь место в колледже.

      – Нет, Иден. Я не приму это предложение никогда. – Он резко поднялся и отвернулся, избегая ее взгляда. Иден пораженно застыла на месте. – Я хорошо все обдумал, – резким тоном продолжил он. – Следовало, наверное, рассказать тебе раньше. Знай, я не смогу выполнить обещание, которое ты заставила меня дать в прошлом году. Мы не вернемся в Англию, а что касается Лондона, то я скорее отправлюсь в ад.

      – Что? – побледнев, выдохнула Иден.

      – Мне приходится нарушать слово, данное тебе, дочка, но ты – все, что у меня осталось. Будь я проклят, если позволю затянуть тебя в эту вонючую, греховную сточную яму, убившую твою мать, – закончил он с горечью, от которой сердце Иден сжалось.

      Доктор Фарради усталым жестом отшвырнул перо. В свете лампы лицо его выглядело страшно осунувшимся.

      Иден никак не могла поверить услышанному. Нет, он не может, просто не может так поступать! Отец до сих пор не оправился после смерти матери. Глаза Иден наполнились слезами сочувствия, ведь он так и не справился с болью утраты, круто изменившей их жизни. Иден подошла и положила голову ему на плечо.

      – Папа, – прошептала она. – Ты же не виноват, что так случилось. Ты не мог ее спасти.

      – Иди, я был ее мужем и ее врачом. Кого еще я могу винить? Бога? – Голос отца зазвучал спокойнее, он словно бы признавал поражение. – Успокойся, детка, успокойся. Сейчас я возьму себя в руки.

      «Не возьмешь. Не возьмешь. Прошло уже двенадцать лет». Чувствуя пронзительную боль в сердце, Иден обняла отца.

      – Папа, мы не можем оставаться здесь вечно.

      Доктор молчал.

      – Я знаю, ты пытаешься уберечь меня, но неужели ты веришь, что мама действительно хотела бы этой участи для нас обоих?

      – Должен тебе напомнить, что именно в твоей маме причина нашего пребывания здесь. – Он глубоко вздохнул и выпрямился. – Все лечебные средства, которые мы здесь открываем, посвящены ее памяти.

      – Перестань истязать себя, – прошептала Иден. – Мама ни за что не захотела бы, чтобы ты навеки изолировал себя от мира. – Она не стала добавлять, что отец отрезает от мира не только себя, но и ее. – Я знаю, своей работой ты хочешь воздать маме честь,