Царь Борис, прозваньем Годунов. Генрих Эрлих

обозримую историю великокняжеского рода был только один случай развода – отца нашего с первой женой Соломонией. Но там речь шла о продолжении великокняжеского рода, что к Арине, подарившей стране наследника престола и беременевшей с завидной регулярностью, никакого касательства не имело. Оставалось последнее, но надежнейшее и многократно испытанное средство – клевета.

      К нам в Углич стали приходить слухи один другого невероятнее. Говорили, что: царица не была беременна и проходила все месяцы, меняя подушки под платьем; царица была беременна, но не от мужа; царь побил неверную жену и она выкинула до срока; царица побила взревновавшего мужа и назло ему родила; царица была в тягости от мужа, но родила мертвого ребенка, которого подменили новорожденной девочкой одного стрельца; царица родила здорового мальчика, но его опять же подменили новорожденной девочкой одного стрельца. И это только то, что до Углича доходило, знать, было много и других слухов, не столь сильных. Мы с княгинюшкой только головами качали, удивляясь легковерию народа, ведь все эти слухи не имели ни основания, ни смысла.

      Но Федор оказался не так прост, как некоторым казалось, лучше сказать, оказался тверд в простоте своей. Все наветы на жену, которые ему иные безумцы уже в лицо высказывали, он отсекал, а на клеветников завязывал узелок на память. Слухи же все разрастались, говорили, например, будто бы Борис Годунов сватал Арину – при живом-то муже! – за германского принца-католика, которого намеревался возвести на престол Русский, а при неудаче собирался бежать в Англию, чтобы принять там веру протестантскую.

      Не обошли сплетни стороной и самого Федора, в них кроткий и богомольный царь вырастал в неистового сластолюбца и украшался синей бородой, он рыскал похотливыми глазами по лицам девиц московских, выискивая себе новую жертву-жену. Назывались и имена конкретные, длинный список имен, открывавшийся дочерью первого боярина князя Ивана Мстиславского и заканчивавшийся племянницей рыбного купца Пескарева. Но и эти сплетни остались без последствий, разве что нескольких девиц, включая княжну Мстиславскую, от греха подальше постригли в монахини. Вот уж поистине в чужом пиру похмелье!

      Подвело надежнейшее средство! Клевета сия имела лишь отдаленные последствия, способствуя дальнейшему развращению народа Русского и умалению священного трепета перед родом великокняжеским. Шуйским же нужен был немедленный результат. Вновь собрались они с ближайшими клевретами своими, стали думу думать, как извести царицу с родственниками ее Годуновыми, и, неспособные придумать ничего нового, обратились к примерам историческим.

      А пример-то был один, как я вам сказывал, вот его-то и стали вертеть и так и эдак. И таки вспомнили, что в те времена давние никто не говорил вслух об истинной причине развода, потому что церковь воспрепятствовала бы сему богопротивному делу, а удалили Соломонию в монастырь за дела колдовские, в которых как раз церковь и проявляет наибольшую ретивость.