Конец эпохи. Генрих Эрлих

я опишу все по порядку, с момента нашего счастливого бегства.

      Вернувшись в Слободу и узнав об исчезновении княгинюшки, Иван впал в буйство. Немедленно послал отряды, чтобы перекрыли все дороги в Литву, перевернул вверх дном наш угличский дворец, обшарил все окрестные деревни. В конце концов нашли и наше потайное убежище в Юркиных Двориках и даже проследили наш путь до границы с земскими владениями. Но и граница Ивана не остановила, он как волк ринулся по нашему следу и с большим отрядом опричников пробился сквозь болота к городку Новгороду, тому самому, где, как некоторые помнят, мы сделали большую остановку. С ужасом узнал я, что разошлись мы с погоней на какие-то три дня.

      Не знаю, что было бы с нами, ведь если верить Грязному, то Иван в ярости неимоверной устроил в Новгороде погром сродни ярославскому. Обвинил всех жителей от мала до велика, от наместника до последнего холопа в пособничестве изменникам, то есть нам, а уж под пытками несчастные в чем только не признались, и в поползновении отложиться к Литве, и в намерении извести весь великокняжеский род, и в стремлениях возвести на престол князя Владимира Андреевича, и все это одновременно, хотя любое из желаний исключало остальные. Одного не показали – куда мы с княгинюшкой уехали, то есть показывали-то все, но в разные стороны, от незнания.

      Спасли Новгород от полного уничтожения его малолюдство и захудалость, костер ярости Ивановой не нашел там достаточно дров и быстро утих. Он бы и дальше за нами двинулся, да опричники удержали, ведь дальше была Ливония с земской армией, так что Иван, объявив Новгород с уездом собственностью опричнины и оставив в городке немалый гарнизон, отправился восвояси.

      Пока Иван рыскал по стране в поисках беглецов, Малюта Скуратов в Слободе вел розыск пособников, потому как любому понятно было, что без пособников в таком деле не обошлось.

      – Первым подозреваемым Афанасий Вяземский был, – рассказывал Грязной, – Иван, едва прослышав о вашем побеге, приказал взять нескольких его ближних холопов и допросить пристрастно. Так и умерли, повторяя, что их хозяин к этому делу отношения не имеет. Но Иван не поверил и положил допросить Вяземского после своего возвращения из погони за вами. Вяземский то ли от вашего побега, то ли от опалы государевой впал в тоску и беспробудно запил, запершись в доме приятеля своего медика Арнольда Линдсея. Улик против Вяземского никаких сыскать не удалось и Григорий Лукьянович на других любимцев Ивановых перекинулся, но тут пришел приятель Вяземского царский ловчий Гришка и донес на своего друга.

      – Вяземский со всем светом дружил, – сказал, помнится, я, – при таком обилии друзей обязательно доносчик сыскался бы, не этот, так другой.

      – А Григорий Лукьянович ни этому прохвосту, ни какому другому не поверил бы, – убежденно сказал Грязной, – конечно, о страсти Вяземского к княгине Ульяне все знали, даже и Иван, а нрав у князя, известно, горячий, он в безумии любовном вполне мог умыкнуть полюб…, извини, князь,