Краткая история Франции. Джон Джулиус Норвич

духовенству оказалось более правдивым, чем он, наверное, полагал. Главным образом потому, что обещалось полное отпущение грехов, армии крестоносцев дискредитировали себя сильнее большинства других солдат в Средние века. Выступившее в конце мая 1147 г. из Регенсбурга германское воинство примерно в 20 000 человек, похоже, имело в своем составе больше привычного количества нежелательных людей – от редких религиозных фанатиков до обычного набора безответственных бездельников и скрывающихся от правосудия преступников. Едва вступив на территорию Византии, они начали мародерствовать, насиловать и даже убивать, когда им пожелается. Зачастую и сами командиры показывали дурной пример тем, кто следовал за ними. В Адрианополе (теперь Эдирне) племянник и заместитель командующего молодой герцог Фридрих Швабский (более известен истории по полученному позднее прозвищу Барбаросса) сжег целый монастырь в отместку за нападение местных разбойников и безжалостно убил всех ни в чем не повинных монахов.

      Еще до того, как жители областей, по которым проследовали немцы, восстановились после потрясения, на западном горизонте появилась французская армия. Она несколько уступала в численности немецкой и в целом вела себя приличнее. Дисциплина была построже, да и присутствие многих знатных дам (включая саму королеву Алиенору), сопровождавших своих мужей, несомненно, оказывало дополнительное смягчающее влияние. Тем не менее продвижение французов вовсе нельзя назвать спокойным. Балканское крестьянство к тому времени уже проявляло откровенную враждебность к крестоносцам и, естественно, заламывало неслыханные цены за продовольствие, которое люди сумели сохранить для продажи. Недоверие скоро стало взаимным и провоцировало неблаговидные поступки с обеих сторон. Таким образом, задолго до того, как французы добрались до Константинополя, одинаково обиделись и на немцев, и на греков, а когда наконец 4 октября оказались у стен города, с возмущением узнали, что византийский император Мануил выбрал этот момент для заключения перемирия с турками-сельджуками.

      Хотя никто, естественно, не ждал, что такой факт обрадует Людовика, однако заключение перемирия было разумной предосторожностью со стороны Мануила. Французская и немецкая армии у самых стен его столицы представляли собой куда более серьезную угрозу, чем турки в Азии. Император знал, что и во французском, и в немецком лагерях есть те, кто выступает за совместный удар западных сил по Константинополю, а всего через несколько дней кузен святого Бернарда епископ Лангрский действительно официально обратился к королю с таким предложением. Только намеренно распространяя слухи о сосредоточении в Анатолии крупных турецких сил и намекая на то, что, если франки не поторопятся пройти вражескую территорию, может вообще не получиться это сделать, Мануилу удалось спасти ситуацию. Он всячески угождал Людовику (постоянно занимая его время) бесконечной чередой пиров и роскошных приемов, одновременно организовывая королю с его армией переправу через