Отключай. Ребека Уна

бумажные книги? Но мама сама говорит, словно ее кто за язык тянет:

      – Хочешь узнать, как я тогда себя чувствовала?

      Она, наверное, тоже отличается от других, как и я. Вообще-то подростки мало разговаривают с родителями.

      – Ага.

      – Ничего трагического. В конце концов на нас тоска нападала, и мы больше не могли друг с дружкой не разговаривать.

      Мамины губы крепко сжаты. Потом она, не вытерпев, начинает смеяться:

      – Ну что ты на меня смотришь, как на загнувшийся блокнот?

      – Мама.

      – Ну ладно, ладно. Знаю.

* * *

      Ала говорит, что единственный способ избавиться от странностей – постоянно оставаться подключенным. У меня в системе около тысячи друзей. Мало, потому и говорю, что я отсталая – наверное, безнадежно. Так вот. Друзья. Я вижу, как они одеваются, умываются, крутятся в ускорителях, делают покупки в магазине, учатся и конструируют. Мы разговариваем обо всем, комментируем новости, исследуем созвездия и путешествуем. Занимаемся спортом. Случается и посмеяться. Иногда хохочем до упаду. На прошлой неделе Рокас только с третьего раза сумел вылезти из душевой. Не знаю, что с ним сделалось, но он ухитрился поскользнуться и выронить блокнот. В первый раз ему подвернулось под руку полотенце, за которое он, зашатавшись, ухватился, а когда вставал – выронил блокнот, и тот скрылся в пене. Блокноты у нас водонепроницаемые, но все равно он растяпа. Что поделаешь. Мы становимся все более неуклюжими. Как объяснила наша учительница здоровья, это связано с некоторыми несовершенствами мозга и тела. Но скоро для нас изготовят специальные микросхемы, которые помогут сформироваться новым ощущениям равновесия. И не над чем здесь смеяться, когда кто-то поскользнется на мокрых плитках. А вообще мыться в душе становится опасно. Лучше уж использовать защиту.

      Я уверена, у меня с равновесием полный порядок, потому что я бегаю. Никому не хвастаюсь, даже Але, но, думаю, она догадывается. И завидует. Один раз сказала:

      – Не понимаю, как другие еще могут бегать. У меня в голове начинает шуметь и в ушах звенит.

      – Раньше все бегали, – ответила ей то, что слышала от мамы.

      – Во времена динозавров.

      Трудно понять, весело Але от этого или грустно.

      – Моя мама на дереве сидела, – еще похвасталась я.

      – Не ври. – Ала мне не поверила.

      Но, наверное, ей хотелось сказать, что просто моя мама выламывалась.

      Я и сейчас бегу. Несколько кругов вокруг стадиона. Мама напомнила, чтобы я взяла с собой защиту, но мне в ней не очень удобно. Бросаю шлем, наколенники и налокотники рядом с дорожкой и бегу. Таких, как я, мало, может, еще один или два. Мне нравится бегать еще и потому, что в это время голова по-другому работает. И я чувствую себя смелой. Придумываю всякие странные вопросы и ответы, совершенно не связанные с моей жизнью. Когда я дома, я себе таких вопросов не задаю, потому что это называется напрасно тратить время. Бегаю и потому, что тогда чувствую себя как Ина, которая еще ходит в школу. Как-нибудь схожу с Иной в ее школу. Только ради запахов. Обязательно. Вижу Алу. Торчит передо мной в белой майке, с растрепанными кудрями и не переставая жует свою резинку