Большой Кыш. Мила Блинова

отпугивающую настырных птиц, и уже трудился над новым изобретением «колючка» – бронежилетом, в который вплетались терновые и ежевичные иглы по образцу ежовой шкурки. Такая одёжка была бы отличной защитой от всех забияк.

      Хнусь нагнулся за очередной сосновой иголкой, но… обо что-то споткнулся и растянулся во всю длину, уткнувшись мордочкой в бурую подстилку. Иголки высыпались из корзины. Кыш, не торопясь, встал. Собрал иголки. И хотел было посмотреть, что ему подвернулось под лапы, но вдруг услышал старинную кышью песенку. Кто-то под стрекот сверчка тихонько напевал «Марш бесшабашного кыша»:

      В приметы верит каждый кыш,

      Но только не Хрум-Хрум.

      Хрум-Хрум – отчаянный малыш,

      Хрум-Хрум не тугодум.

      Хрум-Хрум пошёл однажды в лес,

      И, встретив там быка,

      Он на берёзу храбро влез,

      Поободрав бока.

      «Эй, бык, я кыш, а не кышок,

      Я не пущусь в бега,

      Сплету берёзовый венок

      И брошу на рога».

      В приметы верит каждый кыш,

      Но только не Хрум-Хрум.

      Хрум-Хрум – отчаянный малыш,

      Хрум-Хрум не тугодум.

      Бубнит молва: «К несчастью – бык!»

      Хрум-Хрум твердит: «Не верь!

      Раз бык в берёзовом венке,

      Открой удаче дверь!»

      В приметы верит каждый кыш,

      Но только не Хрум-Хрум.

      Хрум-Хрум – отчаянный малыш,

      Хрум-Хрум не тугодум.

      Хнусь спрятался за брусничным кустом и, раздвинув веточки, замер в удивлении. Перед «Тёплым Местечком», спрятанным в корнях красноствольной сосны, в подвешенном между двумя сосенками-двухлетками гамачке лежал Бяка. Глядя в небо и медленно покачиваясь, Большой Кыш старательно выводил куплет за куплетом, пока не допел марш до конца. Это занятие давалось Бяке с трудом. Взяв заключительную ноту, кыш перевернулся на живот, растопырив лапы, как крылья, и просунув мордочку между переплетениями гамака. Он грел спину на солнце и жаловался сверчку:

      – Эй, Сверчок, ты не знаешь, отчего кышам-одиночкам так тоскливо? Они строят весёлые проказы, дурачатся, шалят, непоседничают и сумасбродят, но никто не хочет с ними дружить. Может, есть такой Закон – не дружить с Бяками? Или у них неправильное Великое Предназначение? Про меня говорят: «Если в Маленькой Тени всё спокойно, значит Бяка ещё не проснулся». Обидно, Сверчок. И уже не хочется быть хорошим.

      Бяка вылез из гамачка и заспешил к дому. Хнусь услышал, как он плещется в умывальном тазу. Причесавшись, сменив носки и завернувшись в связанный Асем плед, Бяка в задумчивости запетлял между вересковыми кустами, бурча себе под нос:

      – Снаружи я жёсткая ракушка, а внутри – нежный моллюск. Я одинокое самоценное существо. И мне не нужен никто, чтобы вырастить в себе перламутровую жемчужину.

      Никто! Никто не нужен мне.

      Мне хорошо в моей броне.

      Быть одиноким я хочу,

      Мне даже это по плечу.

      Непросто вникнуть в жизни суть,

      Но