Тайный код гения. Екатерина Барсова

ближе, в памяти вспыхнула вспышка узнавания. Это был Владимир Нарбут – поэт, попавший в жернова революции, из которых вышел покалеченный – без кисти левой руки, хромал же он с детства. Говорили, что его родным повезло меньше; в результате налета «красных партизан» брат Сергей был убит.

      В нем было нечто ужасное, то, что отталкивало, и один его вид внушал страх и отвращение. Но троица уже стремительно приближалась к нему. Он помнил, как в Киеве в девятнадцатом году этот самый Нарбут читал стихи в кафе «ХЛАМ», стихи богохульные, внушавшие ужас. Где-то они были ему смешны, как неуклюжая попытка самовыражения. Все эти люди не имели никакого понятия об изяществе и стиле. Он помнил, как его семья, когда еще жила в Киеве на Андреевском спуске, выписывала журнал «Сатирикон», и все они, Булгаковы, прочитывали его. Как восхищались Чеховым, Аверченко, Тэффи.

      Но эта приближавшаяся троица олицетворяла силы, глубоко враждебные ему.

      Булгаков подтянулся. Сейчас они подойдут сюда, к скамейке, на которой он сидел, и надо будет общаться с ними, говорить.

      На секунду показалось, что, когда они к нему приблизятся, кто-то из них достанет нож и вонзит к него. Или отрежет голову. Эта мысль почти развеселила его. Отрежут голову. Как Иоанну Крестителю. И он станет мучеником. Святым. Эта мысль ужаснула его своей правдоподобностью. С тех пор как он приехал в Москву, ему стало казаться, что здесь от него ждут жертвы.

      Троица стремительно приближалась. Он не знал: встать или оставаться сидеть на скамье. Он решил не делать никаких телодвижений.

      Валя Катаев, подойдя, насмешливо выдохнул.

      – Уф! Жара! – И, вынув из кармана платок, вытер шею.

      – Там вода, – показал он на киоск на углу. – Выпей воды. Абрикосовой.

      – Вы знакомы? Владимир Нарбут.

      Нарбут стоял и молча смотрел на него. Сверху вниз. Под этим взглядом было тоскливо и неуютно.

      – Михаил, – кивнул он. – Булгаков.

      Нарбут важно кивнул в ответ. Потом присел рядом на скамейку.

      – Давно здесь?

      – Нет. Примерно полчаса.

      – Я не об этом, в Москве давно?

      – А… это, – Булгаков повертел головой, было чувство, что воротничок жмет шею. – Почти два года.

      – И как?

      – Возможности есть, нужно уметь воспользоваться ими. Вот сейчас работаю в «Гудке». С ними.

      – Нравится?

      Это походило не то на допрос, не то на неумеренное любопытство.

      – Работа как работа… Хочется писать не только фельетоны, но и большие вещи. Романы…

      Нарбут кивнул.

      Он еще не знал, что пространство вокруг него уже искривилось, и каким-то странным способом окружающие его люди и обстановка перемещались в пространство романа.

      – Мне кажется, твое лицо знакомо.

      Здесь он похолодел. И опять непонятно – почему.

      – Киев, – внезапно тихим голосом сказал он. – Девятнадцатый год. Кафе «ХЛАМ». Ты читал там стихи.

      Глаза Нарбута расширились.

      – Точно! –