Чистый голос духовной свободы. Vysheslav Filevsky

среда:

      И дом и улица, и воздух, и вода —

      Всё и во всём любовь, и ни мгновенья врозь.

      Когда любовный огнь не гаснет ни на миг,

      Он окружает лаской вас, как мать, везде:

      В молитвах, отношениях, в быту, труде —

      Любовью каждое мгновение горит.

      Когда же зависть злобный дух на вас нашлёт

      И станет, будто полоумный пёс, терзать,

      Сосредоточьтесь на любви – в ней благодать:

      Признаний в ней мучитель не переживёт.

      Спасибо, Божество, за счастье жить в любви,

      В её огне без мыслей и словес гореть.

      Ни за, ни против я: мне б лишь благоговеть,

      Любовную молитву непрерывно длить.

      Убить меня – возможно. Но – не победить.

      Всем духам зла огонь любви не одолеть.

      Душить – напрасно: не престану пламенеть.

      Я – огнь. И, выйдя из телес, продолжу жить.

      Лао-цзы

      Правда – в любви при возврате к истоку,

      Девственность чувств при познанье глубин.

      Мудрый ребёнок* в блаженстве высоком,

      Счастлив безмерно пребысть таковым.

      Вспыхнул огонь в угасающей плоти

      В воле предвечной, не зная, к чему.

      Святость не противоречит природе.

      В чувствах ребёнка счастливо тону,

      Как Лао-цзы. Я его воплощенье?.. —

      Прочь, мыслеблудье! Я – мудрый огонь:

      Дух, кто младенец и старец в горенье,

      Кто для любви неземной вновь рождён

      Мир озарить, незаметно, как будто.

      Пусть параллелен он чтущим сей стих.

      Старый ребёнок, энергии сгусток

      Всех солнц Вселенной, всех бездн и зарниц.

      Я – бесполезен… Не к месту взорвался?..

      Огненный вестник глухим и слепым?..

      Прихоть бесчувственный мир одарить?..

      «Да, Я хочу», – мне Творец улыбался.

      *Имя Лао-цзы переводится, как «Старый ребёнок», или «Старый мудрец».

      Статуя Лао-цзы в Гуанджоу

      Цветок на помойке

      Цветок на помойке… Средь смрада и гнили

      По воле Всевышнего дивно взошёл

      И ждал, чтоб помойка его полюбила…

      О как он наивен, как чист и смешон!

      Расцвёл. Источил вкруг себя ароматы.

      Но средь разложенья они не слышны.

      Цветок же взывает к отбросам: «Мы братья! —

      К обёрткам, бутылкам, – любить мы должны

      Творца, невзирая на то, что мы смертны.

      Увяну когда-то и я в свой черёд.

      Но славлю Любовь, пока жив, беззаветно,

      Чтоб чуял во мне человеческий род

      Чудесную силу Любви. Пусть помойка

      Стремится, разросшись, весь мир поглотить…» —

      Так пел тот цветок вопреки всему звонко,

      Любовью пытаясь судьбе воспретить.

      И видел помойку цветущею клумбой,

      И верил, что рядом за кучей тряпья

      Иная здоровая зреет семья,

      Струя ароматы Любви в мир безлюбый.