Лабиринт. Войти в ту же реку. Александр Забусов

а там сама увидишь, что дела лучше, чем ты желала.

      Слово-то какое, карт-бланш! Самое интересное, без долгих споров угомонилась. Если и заглядывает в дневник, то незаметно для других членов семьи. Витька, сын, тот вообще в Мишкины дела не лезет, работой занимается, под каблуком у жены сидит и доволен, что не слишком трогают. Ну, про бабку и говорить нечего. Если бы ее Мишенька закоренелым уркой был, и то бы нашла этому оправдание. И старшего внука любит, но мелкого особенно.

      К слову сказать, за прошедший срок два мелких огреха случились. Первый – совсем простой. Невестка с сыном долго в себя прийти не могли. Поздно придя из гостей, несмотря на легкий хмелек, с удивлением таращились на сына своего младшенького, читающего издания периодической печати. Разложив вокруг себя газеты, сидя в зале прямо на полу, Мишка изучал статьи в прессе.

      Оба родителя пулей выскочили из зала. Глаза горят как у сумасшедших.

      – Батя, что это с ним? Раньше газету в руки взять не заставишь, а тут читает как приклеенный.

      Что им скажешь?

      – Растет дитятко. Взрослеет.

      Отбился. И родителей успокоил. Восприняли сказанное как аксиому.

      Второй раз уже сам внук здорово напортачил. Прибежал из школы, ящик этот свой с ручкой, дипломат который, под стол бросил. Задумчивый такой. Спросил у него:

      – Что случилось, Мишаня?

      Махнул рукой. Глаза виноватые.

      – Спалился, дед!

      – Как?

      – Немка наша, Генриетта Карловна, будь она неладна! Стою на перемене, в окно вылупился, никого не трогаю, весь такой в мечтах, а эта старая стерва подкралась и короткой фразой на «дойче» спросила, мол, о чем задумался. Вот я на чистом автомате и изъяснился с ней на том же языке. Типа, думы обуяли, осень на дворе золотая стоит. Скоро зима, а холода я не люблю. Вот так!

      – Ну и что тут особенного?

      Посмотрел, как на придурочного. Говорит:

      – Дед, это тебе невдомек, а человеку, знающему какой-то иностранный язык, интересно поговорить с его носителем. Я ведь с ней не таджикский вариант применил, говорил на тюрингском наречии. Поверь, мне произношение умелец ставил.

      – Ну и что теперь? Объяснился?

      – Ага. Сказал, что родня по матери из поволжских немцев происходит.

      – Ну и?..

      – Сморщила лицо, будто килограммов пять переспевших слив слопала, потом с ехидной улыбочкой сделала вид, что поверила.

      – А на самом деле?

      – Хрен по всей морде! Она не дура. Не удивлюсь, если завтра кого из нас к «смежникам» на разборку потащат.

      – Куда?

      – В Комитет государственной безопасности…

      Кажись, пронесло! Уж времени сколь минуло, а Мишкина немка молчит. О-хо-хо! Хоть бы друзей, что ли, завел, ведь даже по воскресеньям делом занят, как бирюк, все один да один, все спешит да спешит. Опоздать куда-то боится. Скрытный. Что там у него в мыслях, сейчас даже по лицу не угадаешь.

      Захотелось старому глянуть, каким-таким