Ищи меня за облаками. Наталия Миронина

времена. Трудные и несправедливые. И горько было от осознания того, что поступили несправедливо.

      – Почему ты не хочешь разобраться во всем? – не успокаивался Егоров. Он спокойно перенес отказ Соломатиной от помощи, но сердился из-за ее мягкотелости.

      – Ты пойми, это вопрос принципиальный, – отвечала ему Инна, – я не хочу оправдываться.

      – Да причем тут оправдываться? Ты должна сказать, что тебя оклеветали.

      – Да кто? Кому это надо?

      – Кто сидит теперь на твоем месте?

      – Глупости не говори! – Инна не возмущалась, она просто начисто отвергала эти домыслы. – А сидит Аня, потому что специалист с высшим образованием. Неплохой специалист. И, кстати, Брыкалова зря о ней так отзывалась.

      – Ох, Соломатина, ты уникальный человек, – вздыхал Егоров.

      Так время шло: Аня Кулько делала карьеру на чужом месте, Соломатина искала работу. Между собеседованиями она подрабатывала няней. Кто же откажется от няни с высшим образованием, с дипломом психолога, с хорошо поставленной речью и приятными манерами? А если учесть, что Инна всегда соглашалась задержаться, помочь, выйти в неурочное время, то потихоньку она обросла клиентурой и стала зарабатывать очень неплохие деньги. К тому же, верная своей ровной и спокойной доброжелательности, завоевала искреннее расположение родителей. И вот папы ее подвозили до метро или даже до дома. Мамы дарили ей духи, предлагали бесплатно сходить в дружественный салон или, стесняясь, вручали большой пакет:

      – Вот, вы только не обижайтесь, это очень хорошее платье. Почти новое. Я пару раз его надела, а потом что-то поправляться стала…

      Соломатина краснела и отказывалась. Слово «обноски» она не решалась про себя произнести, но фраза «с чужого плеча» тоже была неприятна.

      – Ты странная, сама же ходишь в «секонд-хенды», – как-то сказала ей мать, – а тут люди искренне. Ну, действительно, она поправилась, а платье лежит, его жалко. Продавать – рука не поднимается, лень и все такое. Человек от души предлагает.

      Инна задумалась, и вскоре уже Аня Кулько завистливо разглядывала ее платье.

      – Да, круто! Это же известный бренд! – проговорила она и тут же добавила: – Правда, вот пуговица на волоске висит. Вообще, эти богатые тетки ни фига не чувствуют момента. Ну, коль жертвуешь, так приведи в порядок.

      Соломатина дернулась от слова «жертвуешь», но тут же рассмеялась:

      – О, мне кажется, что вскоре вообще перестану покупать одежду.

      И увидев досаду на лице подруги, вдруг почувствовала удовлетворение. Такое с Соломатиной случалось редко, но Аня как-то уж очень явно ее подколола, да и о ее работе отзывалась пренебрежительно.

      Теперь Аня Кулько, позабыв о том, как помогала ей Инна, вдруг загордилась. Она с апломбом рассуждала о ситуации в институте, делала далеко идущие выводы. И вообще вела себя заносчиво. И встречаться они стали реже, а если встречались, то именно Инна жертвовала своим временем или делами. А Кулько могла запросто сказать:

      – Ты с ума сошла?! Я не могу в середине недели куда-то ходить