Наследство племени готов. Ольга Баскова

трав, заваренный по ее собственному рецепту.

      Громов знал, что дядя переманил Гулю из татарского кафе, в котором всегда кушал плов и шурпу. Это были его любимые блюда, и ни одна русская кухарка не могла переплюнуть татарку. Не было ей равных и в приготовлении пахлавы, обильно пропитанной сотовым медом, с цельным грецким орехом, и Виталий давно перестал обвинять дядю в том, что тот уволил кухарку Наталью, долгие годы служившую этой семье верой и правдой.

      – Принести пахлавы? – спросила женщина с легким акцентом, и Громов впервые подумал, что даже не подозревает, сколько ей лет. Черный платок плотно окутывал все лицо, закрывая лоб, обнажая только широкий нос и половину щек без морщин.

      – Принеси, – кивнул Воронцов. – Скоро Ленечка придет… Он составит нам… – Дядя вдруг осекся, вспомнив, что сына больше нет. – Господи, дай мне силы пережить мое горе! Говорят, Бог посылает испытания, которые человек в силах выдержать. Иногда мне кажется, что это не так. Я пережил смерть жены, но смерть сына… Как пережить это? – Он закрыл лицо руками.

      – Дядя, – Виталий осторожно дотронулся до вздрагивавшего плеча, – ты позвал меня, чтобы о чем-то поговорить, показать мне какое-то письмо. Где оно? Что там написано?

      Вадим Сергеевич отнял руки от лица, залитого слезами:

      – Да, да, я нашел в шкатулке отца одно письмо. Может быть, Бог послал мне его, чтобы облегчить страдания. – Он протянул руку к письменному столику, на глянцевой поверхности которого лежал старый конверт, и передал его Громову: – Прочти.

      Молодой человек посмотрел обратный адрес на конверте: «Город Приморск». Обратил внимание на выцветшие чернила.

      – Видимо, его писали лет пять назад, – предположил он.

      – Семь, – поправил его дядя. – И все семь лет оно провалялось у отца в шкатулке. Он ничего мне не сказал, потому что… Ну, ты сам сейчас все поймешь. Читай.

      – Отправитель – Собченко Марина Владимировна, – пробормотал Виталий – Вероятно…

      – Да, я ее знаю, – нетерпеливо перебил Воронцов. – Читай, или я сейчас сойду с ума!

      Громов вытащил из конверта пожелтевший листок в клеточку, вероятно, вырванный из ученической тетради. Округлые буквы… Четкие, понятные… Да, писала явно женщина.

      «Здравствуй, Вадим, – прочитал он. – Не могу назвать тебя ни любимый, ни дорогой. Я всегда помнила те слова, которые ты сказал мне в Приморске, и не забыла, что сказала в ответ. Согласись, за все годы я тебя ни разу не потревожила и еще столько же не давала бы о себе знать, но через девять месяцев после твоего отъезда у нас – я подчеркиваю это слово – у нас родилась дочь Машенька, похожая на тебя. Сейчас ей уже одиннадцать лет, и я продолжаю врать, что ее отец был, как и я, геологом и погиб в одной горной экспедиции. Сегодня она опять спрашивала меня об отце, то есть о тебе, и я подумала, что, вероятно, не имею права говорить ей неправду. К сожалению, мне не с кем посоветоваться, мама умерла в прошлом году. Ты помнишь ее? Мы старались скрывать свои встречи, а она все равно застукала нас в палисаднике