В закрытом гарнизоне. Книга 3. Валерий Николаевич Ковалев

в виде двух ящиков со сгущенкой и воблой, разрешает команде плыть дальше.

      Затем начинается процесс крещения, командир окропляется забортной водой, а всем остальным пираты опрокидывают на голову, по целому ведру. На палубе хохот, свист и улюлюканье.

      – Ну а теперь, ваше величество, я приглашаю всех на пир, – говорит улыбающийся Туровер Нептуну и делает жест в сторону рубки.

      Однако продолжить торжество не удается.

      – Товарищ командир! – орет с мостика вахтенный офицер. – Метристы фиксируют приближающуюся к нам воздушную цель! Дальность двадцать, высота пять!

      – Всем вниз! – приказывает командир и через минуту палуба пустеет.

      Покинув ее последним, капитан 2 ранга гремит клинкетом рубочной двери, потом раздается щелчок задраиваемого люка и субмарина уходит под воду.

      – Глубина тридцать метров, осмотреться в отсеках! – разносится по боевой трансляции.

      – БИП, цель удаляется к западу, – следует доклад вахтенного радиометриста.

      – Есть, – бросает Туровер, лодка подвсплывает, и наверх скользит штанга перископа.

      – Что за черт?! – отшатывается командир от окуляра. Сверху, в объективе перископа мигает огромный выпученный глаз.

      – Твою мать, – шипит Туровер впечатывая лицо в пористую резину. – Боцман, срочное всплытие!

      Когда старпом с помощником, отбросив тяжелую крышку люка, вламываются в мокрую рубку, в шпигатах которой еще бурлит вода, там, уцепившись за палубную рыбину лежит хрипящий кок, извергающий из глотки что-то мутное.

      – Тарас Юрьевич ты?! – обалдело переглядываются они, затем срывают с переборки бросательный, засупонивают мичмана подмышки и с криком, – принимайте! – бережно опускают вниз.

      Спустя полчаса, докрасна растертый спиртом, и принявший изрядную порцию внутрь, кок Хлебойко рассказывает в изоляторе командиру с доктором, что с ним случилось.

      Оказывается, приготовив для команды праздничный обед и одурев от жары на камбузе, он решил освежиться, поднялся в рубку и присел там перекурить между выдвижными устройствами.

      – Ну а потом меня разморило и я того, задремал, – испуганно косится кок на Туровера. – А очнулся от звона крышки задраенного люка и тут же рванул к ней. Но не успел, лодка стала погружаться, и я сиганул через обвод мостика за борт.

      – Молодец, профессиональные рефлексы в порядке, – уважительно говорит доктор, капитан Штейн.

      – Вслед за этим я, значится, отплыл в сторону, – продолжает заплетающимся языком Хлебойко, чтоб не затянуло в воронку, а как только наверх выткнулся перископ, сразу погреб к нему и уцепился за головку.

      – М-да, в рубашке ты родился мичман, – сдерживает смех Туровер, вспоминая глаз кока в окуляре. – Ладно, давай отдыхай, команду накормят без тебя.

      – Спасибо, товарищ командир, – бормочет кок, и изолятор наполняется богатырским храпом.

      – Вот что значит старая школа, – говорит в кают-компании Майский, когда все поглощают праздничный