Упражнения в одиночестве. Неоконченное эссе. Юлия Шувалова

им, можно в какой-то момент начать писать, как он, однако наша задача – научиться тому, что есть только у Булгакова, и пойти дальше. На этот случай у Киньяра есть цитата: «Нужно много читать, а писать еще больше». Задача чтения для литератора – изучение тем, идей, характеров, приемов с одной целью: развить свою речь, создать собственный стиль, который будет заметен не только в художественных произведениях, но и в повседневной жизни. Как в «Пирогах и пиве» замечает Моэм, писатели даже в обычной речи начинают следить за тем, как они говорят. Однако на одном-двух «любимых» авторах далеко не уедешь, не говоря о том, что при такой скудости не получится развить художественный вкус, а это едва ли не единственное, что позволит в дальнейшем, следуя завету Пушкина, быть себе высшим судьей, прилежно работая над собственными текстами, прежде чем выпустить их в свет.

      Итак, моя бессонная ночь никогда не была одинокой. Да и как она может быть таковой, когда вы оказываетесь в постели, если так можно выразиться, с хорошим драматургом, поэтом или писателем. Кто-то уверенно заявит, что живой мужчина лучше мертвого Шекспира. Соглашаясь с этим утверждением, лично я надеюсь никогда не дойти до такого состояния ума, когда стану утверждать, что книги лучше людей. И всё же быть наедине с собой и с чашкой чая или кофе читать или писать (а с 2003 года – еще переводить и редактировать) – это блаженство. Единственное, что может разрушить такое счастье – необходимость делать то, что не хочется, будь то написание текста, работать над которым нет желания, или пустые разговоры.

      Еще одна причина моего восхищения Киньяром – его широчайшая эрудиция. Паскаль Киньяр, философ и виолончелист, помимо создания трактатов и романов, переводил с латыни, древнегреческого и японского. Его романы происходят в разных странах и в разное время. И однако все они удивительно легко читаются, при этом ни один нельзя назвать слишком длинным. Благодаря абсолютному слуху как в музыке, так и в литературе, автор, кажется, точно знает, когда остановиться.

      Я много читаю на нескольких языках и всегда с удивлением наблюдаю, как авторы пытаются втиснуть в свое повествование как можно больше информации и фактов. Лаконизм, говоря словами Бальзака, опасен тем, что «похож на молнию: он вас ослепляет, и вы уже толком не знаете, куда вас ведут»3. Однако «интеллектуальная литература», выходящая из-под пера менее способных, чем Эко или Варгас Льоса, авторов, порой напоминает кунсткамеру, которая наводит на читателя ужас одним своим размером, не говоря о содержании. Не так давно я прочла пару семисотстраничных романов, и каждый раз меня посещало чувство, что их можно было «выжать» и тем сократить как минимум наполовину. Коммерческие задачи также требуют превращать истории в литературные сериалы, однако некоторые романы, получившие Нобелевскую премию, не превышают в объеме 300—400 страниц. Именно они производят неизгладимое

3

Моруа, Андре. Прометей, или Жизнь Бальзака. М.: Радуга, 1983. С. 158