«Мама, верни мой звездолёт!», или Исповедь Особиста Шмакодявки. Денис Николаевич Муравлёв

тут же, схватив отпрыска, быстро положила его на стол, привычными движениями профессионально замотала в одеялко, оставив ручки внутри, прижала получившийся свёрток к груди и с покачивающими движениями заходила по комнате, тихо нашёптывая скорее себе, чем ему: «Вот теперь у нас всё будет хорошо… Теперь мы будем всегда вместе…», а про себя взяла на заметку, что в будущем в целях безопасности будет класть его не на стол, а прямо на́ пол. Впоследствии это даже пригодилось Ей в воспитательных целях, поскольку позволяло сохранять между ним и собой допустимую дистанцию и сержантским голосом провозглашать команду: «Подъём!» Она даже часто и подолгу репетировала её перед зеркалом. И когда свёрток не реагировал на Её команды, Она просто аккуратненько, зажав в кулак остатки всей своей Великой Материнской Любви, начинала будить его – вначале тихонько, сняв туфлю, мыском, а потом – поняв, что свёрток по-прежнему не подаёт никаких признаков жизни, – всё сильнее и сильнее пина́я его, чтобы он всё-таки «ЗАРАБОТАЛ». Порой Она, в угаре, даже ловила себя на том, что свои белые туфли с заострёнными и укреплёнными вишнёвыми мысками Она так и не сняла.

      ..о том, когда «я» и обо что на самом деле ударился головой в первый раз, следует спросить у Мамы.

      Голубой вагон, или Кое-что о позавчерашнем отдыхе

      Голубой вагон бежит-качается,

      скорый поезд набирает ход…

Песенка Крокодила Гены

      Электричкой из Москвы

      я поеду, я поеду в никуда…

Ва-Банкъ

      Возьми меня с собой

      в тот дивный дальний край…

Вячеслав Бутусов

      Оранжевые мамы оранжевым ребятам

      оранжевые песни оранжево поют!

Анастасия Стоцкая

      Листья жёлтые над городом кружатся,

      С тихим шорохом нам по́д ноги ложатся.

      И от осени не спрятаться, не скрыться.

      Листья жёлтые, скажите, что́ вам снится.

Маргарита Вилцане и Ояр Гринбергс

      Вагон мерно покачивался. Ноги не доставали до пола. Впервые сидя в поезде метро рядом с Ним, он не понимал, где находится. Она – на коричневых сиду́шках прямо напротив Них, смущаясь окружающих пассажиров, поначалу в отчаяньи отвернулась, а затем вновь настойчиво строго, но любяще посмотрела на него, на его безвольно отвисшую нижнюю челюсть, с некоторой неприязнью увидев, как из угла его рта по подбородку безнадёжно дебильно, бесконечно медленно и невыразимо печально вытекает пузырящаяся слюна, и попыталась заботливыми материнскими глазами поймать его блуждающий взгляд. Но его взгляд, хотя и блуждал где-то в досягаемости, но не зацеплял делавшихся ему знаков, несмотря на то, что Она снова и снова предпринимала попытку сказать ему то, что́ потом всегда повторяла в минуту таких рецидивов в течение всего периода его взросления, а иногда уже во взрослом состоянии, когда он приходил к Ней в чём-то помочь по дому и перекусить, и теперь, в его нынешнем беспомощном