Самый опасный человек. Александр Шувалов

против воли поежился. Наслышан был о нравах и обычаях белых африканцев.

      – Ну, так что? Обещаю, мы сможем обставить все так, что на вас не упадет и тени подозрения. Вздумаете остаться, служите себе дальше, делайте карьеру, растите в званиях.

      – А в один прекрасный день… – продолжил Большаков.

      – Вполне возможно, – согласился англичанин. – Ладно, мы что-то увлеклись беседой. Ваше решение?

      – На хрен, – вздохнул Николай. Если честно, ему было очень себя жалко. И вообще.

      – Ну и дурак, – прозвучало в ответ откровенно. – Сейчас вас отведут на отдых. Там, – хмыкнул, – находится еще один пленный джентльмен. Посмóтрите, что с ним сотворят завтра, глядишь, и передумаете.

      Мулат ловко связал Большакову руки и выволок за шиворот наружу. Протащил его, повизгивающего от боли и припадающего сразу на обе ноги, к скудно освещенной палатке по соседству и пинком забросил вовнутрь.

      – Добрый вечер, – прозвучало из темноты. – Проходите, располагайтесь.

      И опять на классическом английском, как будто там находился еще один баронет из UK. В крайнем случае – диктор ВВС.

      Глава тринадцатая

      – Пусть будет таким, если вы настаиваете. – Николай со стоном опустился на колено и упал на землю. – Хотя лично я так не считаю.

      – Русский? – прозвучало удивленно из темноты. – Очень интересно.

      – Как это вы сразу догадались? Я вроде без флага и гимна.

      – По вашему чудесному акценту, друг мой.

      – Вы случайно не профессор филологии?

      – Ничуть, – отозвался из темноты неизвестный. – Просто достаточно хорошо изучил варианты фонетики вероятного противника. Здорово, ревизионист!

      Он перекатился поближе и оказался на свету. У Николая отвисла от удивления челюсть: спеленутый веревками, как кокон, маленький щуплый азиат.

      Точнее, китаец. Большакова тоже чему-то когда-то неплохо обучали, сразу узнал.

      Самый настоящий, что удивительно, изъясняющийся на безупречном классическом английском. В рваном обмундировании и очень неплохо избитый.

      – Ni hao[6], маоист, – буркнул он в ответ. – Какими судьбами?

      – Побрали семнадцать, – пауза, – без четырех минут восемнадцать часов назад.

      – Что-то не наблюдаю часов на стенах. Откуда такая точность во времени?

      – А мне они и не нужны, – усмехнулся качественно разбитым лицом китаец. – Кстати, утречком меня собираются прикончить. Точнее, казнить, жестоко и изобретательно. Так, по крайней мере, обещали.

      – Спасибо, – машинально отозвался старлей. – Я уже в курсе. Кстати, за что?

      – За четверых убитых чернокожих.

      – В бою?

      – После того как меня захватили, – любезно пояснил азиат. – Их это настолько впечатлило, что пообещали нечто очень интересное.

      – Извращенцы, – проворчал Большаков. – Нет, чтобы сразу.

      – К утру должны прибыть сослуживцы убитых, они же – соплеменники.

      – Теперь

6

Здравствуй (кит.).