Две розы. Anthony Ant

три дня как в тумане: сон и еда сменяют бесконечные анализы и процедуры. Спать хочется постоянно, но уснуть никак не могу. Молитвы и чтение Библии сглаживают суровые будни и привносят хоть какое-то успокоение. Время от времени наведывается тот врач, задаёт всё те же вопросы, чиркает что-то в своём журнале и уходит. Сказал, что ко мне рвётся какая-то девушка: «сказала, что не уйдёт пока не увидит меня». Попросил ей передать, чтобы поехала домой и отдохнула, но она не послушала. Когда разрешат посещения и почему их запрещают не ясно.

      Прошли ещё два бесконечных дня. Стояла глубокая ночь. За чуть открытым окном ветер колыхал ветви берёз, сквозь самую гущу темноты слабо пробивались огни не спящего города, откуда-то эхом доносился Цой. Проснулся я от уже давно забытого, но приятного чувства тепла, разливающегося по всему телу. Я открыл глаза. Надоевший за неделю писк заглушался нежным и до боли знакомым голосом. Это она… Вера. Вера стояла на коленях рядом с кроватью и молилась. Видимо как-то проскочила мимо санитаров. Минут шесть я просто лежал, смотрел и слушал. Вдруг нос зачесался.

      – Чих. – Я не сдержался.

      – Ты проснулся?! – Немного повышенным голосом сказал Вера, слегка отпрыгнув от кровати от испуга. – Я тебя разбудила? Прости.

      – Нет, нет, не извиняйся… как ты прошла?

      – Дождалась, пока дежурная уснет, и потихоньку пробралась в палату… Врачи ничего не говорят. Что с тобой случилось?

      – Рак… мозга, печени, сердца и ряда других органов…

      Повисла десяти минутная тишина. За окном начался ливень.

      – Какие прогнозы?

      – Три года… Если к этому моменту всё ещё буду жить, то обещают полное выздоровление.

      – Если?! У Господа нет слова «если»!

      – Я знаю и верю в это, но…

      – Никаких «но»!!! – Она закричала, подняла голову и наши взгляды встретились. Маленькая капелька бежала по её щеке и скрылась в уголке губ. Смутившись, она снова опустила голову. – Прости.

      – Не извиняйся.

      Вера положила голову мне на грудь. Слёзы тихонько капали на одеяло. Я положил руку ей на голову.

      – Ты обязательно выздоровеешь!

      Так мы и уснули.

      Утро накрыло наш город, запели птицы, берёзы плакали от ночного дождя, солнце играло переливами в лужах, каплях и слегка подсохших слезах Веры. Вместе с утром нас застал врасплох и белый халат. Спровадив смущённую Веру, он тяжело вздохнул, задал в очередной раз свои клишированные вопросы, опять что-то записал в своём журнале, встал и снова тяжело вздохнув, сказал, что с завтрашнего дня разрешит посещения. Ушел, закрыв за собой дверь.