Ловушка для Хамелеона. Андрей Глебов

недурственное блюдо!

      Образ жареной рыбы пока еще не нарисовался в его воображении, а вот вскрытая жестянка отчётливо стояла перед глазами. Картина была столь явственной, что в дополнение к ней возник отчётливый мираж манящего запаха горячей пищи. Он бесцеремонно вполз в обе ноздри и засверлил там, подёргивая произраставшие в них тонкие струнки чёрных волосков.

      У Маркова потекли слюни. Консервы были спрятаны в кубрике, а туда он попадёт нескоро. Надо ждать. Умопомрачительно долго! Убивать на этой вахте издевательски медленно ползущее время и ждать! Ждать, ждать, ждать! Чёрт!!!

      Большой противолодочный крейсер «Москва» 4-й год стоял у стенки на северной стороне севастопольской бухты в доке завода имени Серго Орджоникидзе. Марков ещё учился в школе, а авианесущий корабль 1-го ранга уже был поставлен на прикол. Во время боевого дежурства в Средиземноморье какой-то «сундук» в нарушении технического регламента дал максимальную нагрузку на винты и запорол движки. И тянули «Москву» в родной порт через Босфор и Дарданеллы на буксире, демонстрируя всему миру испорченный инструмент мирной политики СССР.

      Пока 6-й флот США размахивал звёздно-полосатым флагом, бряцал оружием и играл бицепсами, мы добровольно и в одностороннем порядке (причём без всякой помпы и разнузданной идеологической пропаганды) уводили свои боевые единицы из акватории Ойкумены.

      Слившийся с чёрным небом и жирной, словно нефть, водой Чёрного моря, силуэт некогда грозного корабля обрисовывался в февральской мге сигнальными огнями, придавая стальному корпусу зловещее сходство с остывающей тушей парализованного Левиафана. Некогда всемогущее чудовище со смертоносными жалами своих орудий доживало последние часы. Но это впечатление было обманчивым.

      Настало утро, и горнист протрубил подъём. Эти опостылевшие звуки трубы тут же стянули лицо Маркова в болезненного гримасу. Сейчас радист врубит проклятую песню, долбившую мозг уже третий год садистским аккомпанементом утренней гимнастики, и организм затрясёт от нервного возбуждения.

      Всё так и произошло. Динамик взревел будоражащей музыкой, и вертолётная площадка загудела под топотом сотен ботинок. С крейсера медленно стала стекать в воду сонная одурь.

      «А все бегут, бегут, бегут!!!» – жизнерадостная песня подстёгивала моряков энергичными рифмами.

      «Хорошо, что меня там нет! – подумал Марков. – Хотя здесь не лучше! Везде хорошо, где нас нет!» – он вздохнул и попрыгал на месте, хлопая себя руками. Висящий на ремне штык-нож задёргался потревоженным поплавком.

      «А все бегут, бегут, бегут, а он горит!», – заливался певец под шлёпанье сотен прогаров по мокрой палубе.

      Дыхание жизни и пот разгорячённых тел просачивался в микротрещины крейсера, реанимируя его механизмы и агрегаты. Морской исполин выходил из ночного анабиоза.

      Маркову вдруг почему-то вспомнилось, как его чуть было не заставили учить «Яблочко» для выступления на концерте, приуроченного