Мунсайд. Марк Сафо

олочкам, исповедаться и объяснить, почему я так с тобой поступила. Почему я предала тебя.

      Люблю тебя… правда, не знаю, какой любовью.

Твоя ИвейнI

      Элизе Лавстейн было настолько больно, что она не заметила, как в Мунсайде начался ужасный шторм. Такого сильного шторма не было за всю историю города. Элизе казалось, что настоящий шторм – в ее теле, а все происходящее за окном – лишь плод воображения, разыгравшаяся фантазия. Мунсайд – портовый город, привыкший к бурям, но точно не к таким. Элиза не догадывалась, что шторм за стеной реален, что океан пенился, лез на гору и берег, доставал до прибрежных домов, а ветер срывал черепицу и деревья. В этот момент весь мир Элизы заключался в ее спальне.

      Особняк Лавстейнов был старым зданием, построенным в первой половине XVII века, но крепким. Фундамент, заложенный столетия назад, был все так же прочен. Как часто говорили жители городка, без магии тут не обошлось. Поэтому особняк стоял неподвижным исполином, и только флюгер в виде месяца бешено крутился на крыше.

      Элиза закричала, одной рукой стиснув шершавую и крупную ладонь своего супруга – Винса Лавстейна, а другой сжимая и сминая простыни, царапая их ногтями и колотя ладонью по матрасу.

      – Тужься, милая, тужься, – повторяла акушерка, изредка вздрагивая от очередной молнии. От усталости ей казалось, что гром вторил крикам Элизы. – Еще немного.

      Это «еще немного» длилось уже несколько часов. Роды были мучительными и долгими. Как, впрочем, и всегда в семье Лавстейн.

      Сын Элизы от первого брака, Вольфганг, оставался за дверью, проведя в коридоре достаточно времени, чтобы привыкнуть к крикам матери. Его отчим еще утром сказал, что беспокоиться не о чем. Но когда Винс это говорил, у него по лбу так и тек пот, а руки тряслись, что не придавало уверенности его словам.

      Вольфгангу было десять, и рос он крепким симпатичным мальчиком, все больше и больше напоминая своего родного отца. Светлые волосы, огромные голубые глаза, пухлое округлое личико, всегда хмурое и недовольное. Сейчас он водил солдатиков по ворсу ковра, будто не слыша криков за стеной. Пробки в особняке вышибло из-за грозы, коридор освещался оставленной свечкой на тумбе.

      Неожиданно Вольфганг услышал скрип старых ступеней: кто-то поднимался наверх по черной лестнице, о которой мало кто знал. Столетие назад ею пользовались только слуги и гости, которые хотели остаться незамеченными. Вольфганг вгляделся в темноту и увидел оранжевый отблеск свечи, а затем и сам подсвечник. Мужчина, державший его, остановился на последней ступеньке и благодушно улыбнулся мальчику. Вот только Вольфганг впал в оцепенение от вида незнакомца. Он никогда не видел подобных людей.

      Незнакомец был неуловимо красив. У него были синие глаза, как небо на грани ночи, небольшие, даже узковатые. Темные волосы, совершенно сухие, убраны назад в изысканном беспорядке. Угловатый подбородок, прямой массивный нос и плотно прижатые уши. На нем был строгий костюм без галстука и единого намека, что он пришел с улицы. Но было во внешности незнакомца нечто скрытое, прятавшееся за его вполне осязаемой красотой. Вольфганг не мог понять, что это, сколько бы ни всматривался.

      Незнакомец улыбнулся, не открывая рта. Так Вольфгангу улыбались мальчики на детской площадке.

      – Вольфганг, – кивнул ему незнакомец будто старому приятелю. Взгляд у него был открытый и добродушный, но Вольфганг чуял исходящую от него опасность, как тогда, когда нашел змею между камнями на заднем дворе. – Очень приятно. – Он протянул мальчику руку.

      Вольфганг так и остался сидеть на полу, зажав солдатиков в руке.

      – Кто вы? – в его голосе прозвучало сомнение. Будто бы он и не хотел знать ответ, точнее, боялся его узнать.

      – Я? – Мужчина поднял брови, приоткрыл рот и пару раз моргнул, подбирая слова. Он выглядел растерянным, отчего казался еще моложе. – Я старый друг семьи. Меня зовут Кави.

      Вольфганг взглянул на него со всем возможным для его возраста скепсисом, медленно отклоняясь назад. Его мать еще раз закричала, но уже громче, прерываясь на рыдания.

      – Мне ничего о вас не говорили.

      – Конечно. Я ведь друг не твоей семьи, а семьи твоего отчима, Винсента.

      Ответ совсем не понравился Вольфгангу. Винса никто и никогда не называл Винсентом.

      Кави прислушался к двери и, решив, что время у него еще есть, сел на корточки перед мальчиком. За окном продолжала зверствовать буря. Кави наклонился к нему так, что Вольфганг сразу понял: сейчас ему расскажут секрет.

      – Вот-вот родится твоя сестренка, и она… – Кави задумался, пытаясь подобрать слова, – станет королевой Мунсайда благодаря мне. – Его глаза будто вспыхнули, когда он произнес это.

      На Вольфганга это произвело впечатление.

      – Но… почему не я? Почему она? – Ему стало обидно чуть ли не до слез. – Я же старший.

      – Потому что твой отец не Винс, а Генрих, простой человек, который живет недалеко от Ганновера, – добродушно и явно не желая обидеть, ответил Кави.

      – Но мама сказала… – глаза Вольфганга