Красная мельница. Юрий Мартыненко

на табуретку возле горячей печки, помолчал с минуту, словно о чем-то раздумывая. Мать с сыном переглянулись. В гости вроде бы не время. С чем же сосед пожаловал в столь поздний час? Прохор Иванович кашлянул и обратился прямо к Ефрему:

      – Скоро, паря, такая круговерть начнется, а ты главный, стало быть, теперь кормилец в семье. Я вот чего скажу. Иди-ка ты к нам на железную дорогу.

      – А как же мельница, дядя Прохор?

      – Сейчас зима. Мельница на замке.

      Мать с сыном молчали, в ожидании глядя на Прохора Ивановича.

      – Скрывать не буду. Мы у себя на железке более-менее осведомлены лучше других. Впереди грядут горячие дела… Даже не дела, а события. Да они уже и начались. Вот, к примеру, в Чите образовалось двоевластие.

      – Как это? – удивилась Елизавета.

      – А так. Более остальных свою линию гнут большевики, создавшие депутатский Совет.

      – Дядя Прохор, а кто главнее?

      – Точнее сказать, справедливее и важнее, – поправил Прохор Иванович. – Мы, железнодорожники, считаем, что главнее – большевики. Это же какая силища! Временное правительство опрокинули!!! Но кабы все так просто было…

      – И чего же теперь? – Елизавета испуганно глянула на сына.

      – Прежняя власть, цепляясь за свое, сколачивает силы по России. Помощи просит у капиталистов за границей.

      – А для чего?

      – Для борьбы с большевиками. Самыми главными своими классовыми врагами.

      – И что, война будет?

      – Будет. По всей России будет. На западе уже полыхнула. Обожжет и нас. Довелось на днях разговаривать с одним умным человеком. Он следовал проездом через нашу станцию. Приходил в депо. Целый час беседовал с рабочими. Скоро походом в Забайкалье с юга придет атаман Семенов с войском. Душить советскую власть. Поэтому надо создавать красногвардейские дружины.

      – Ох, господи, – Елизавета перекрестилась, прижимая одной рукой голову Ефрема к своей груди. – А ведь так и складывается, как Степан перед смертью сказывал…

      Она вынула из шкафчика стаканы и блюдца, сахарницу с колотыми кусочками рафинада. Пригласила гостя к столу.

      – Не откажусь, хотя и поужинал. Печку протопил. Пришел вот, паря, на разговор с Ефремом. – Прохор Иванович отлил чай из стакана в блюдце.

      – Сможет ли он в депо-то? – с опасением спросила Елизавета. – Да и кем?

      – Парень смышленый. Другому я и не предложил бы. Определим учеником слесаря. Освоит рабочую специальность. Не быть же ему теперь вечно при мельнице. Только, Елизавета, не обижайся на такие слова. Говорю, что думаю, и думаю, прежде чем говорить… В ремонтном цеху освободилось место. Один слесарь в связи с последними событиями уехал в Читу. Там сейчас в одном из комитетов большим человеком служит. Вот, паря, такие дела…

      У Прохора Ивановича две любимые присказки, которые чаще остальных выражений имели место в его и так немногословной, словно скупой на слова речи. Это «паря» и «вот»…

      По льду заснеженной речки от села