Юродивый Христа ради. Юродивые, блаженные и праведники в русской классике. Отсутствует

чего же это? верно, хотели нравиться вашим женам?

      – Нет-с; больше для опрятности, потому что там бань нет.

      – Таким образом, у вас, значит, зараз было две жены?

      – Да-с, в этой степи две; а потом у другого хана, у Агашимолы, кой меня угонил от Отучева, мне еще две дали.

      – Позвольте же, – запытал опять один из слушателей, – как же вас могли угнать?

      – Подвохом-с. Я ведь из Пензы бежал с татарвою Чепкуна Емгурчеева и лет пять подряд жил в емгурчеевской орде, и тут съезжались к нему на радости все князья, и уланы, и ших-зады, и мало-зады, и бывал хан Джангар и Бакшей Отучев.

      – Это которого Чепкун сек?

      – Да-с, тот самый.

      – Как же это… Разве Бакшей на Чепкуна не сердился?

      – За что же?

      – За то, что он так порол его и лошадь у него отбил?

      – Нет-с, они никогда за это друг на друга не сердятся: кто кого по любовному уговору перебьет, тот и получай, и больше ничего; а только хан Джангар мне, точно, один раз выговаривал… «Эх, – говорит, – Иван, эх, глупая твоя башка, Иван, зачем ты с Савакиреем за русского князя сечься сел, я, – говорит, – было хотел смеяться, как сам князь рубаха долой будет снимать».

      «Никогда бы, – отвечаю ему, – ты этого не дождал».

      «Отчего?»

      «Оттого, что наши князья, – говорю, – слабодушные и не мужественные, и сила их самая ничтожная».

      Он понял.

      «Я так, – говорит, – и видел, что из них, – говорит, – настоящих охотников нет, а все только если что хотят получить, так за деньги».

      «Это, мол, верно: они без денег ничего не могут». Ну а Агашимола, он из дальней орды был, где-то над самым Каспием его косяки ходили, он очень лечиться любил и позвал меня свою ханшу попользовать и много голов скота за то Емгурчею обещал. Емгурчей меня к нему и отпустил: набрал я с собою сабуру и калганного корня и поехал с ним. А Агашимола как взял меня, да и гайда в сторону со всем кочем, восемь дней в сторону скакали.

      – И вы верхом ехали?

      – Верхом-с.

      – А как же ваши ноги?

      – А что же такое?

      – Да волос-то рубленый, который у вас в пятках был, разве он вас не беспокоил?

      – Ничего; это у них хорошо приноровлено: они эдак кого волосом подщетинят, тому хорошо ходить нельзя, а на коне такой подщетиненный человек еще лучше обыкновенного сидит, потому что он, раскорякой ходючи, всегда ноги колесом привыкает держать и коня, как обручем, ими обтянет так, что ни за что его долой и не сбить.

      – Ну и что же с вами далее было в новой степи у Агашимолы?

      – Опять и еще жесточе погибал.

      – Но не погибли?

      – Нет-с, не погиб.

      – Сделайте же милость, расскажите: что вы дальше у Агашимолы вытерпели.

      – Извольте.

7

      – Как Агашимолова татарва пригонили со мной на становище, так и гайда на другое, на новое место пошли и уже не выпустили меня.

      «Что, – говорят, – тебе там, Иван, с Емгурчеевыми жить, – Емгурчей вор, ты с нами живи, мы тебя с охотой уважать будем и хороших Наташ