То ли ветер дует северный. Вил Ктаки

изо рта сабли торчат, а нос в землю упирается – как змея извивается, говорят в далеких землях водится– верно брешут, того точно не ведаю).

      Жил народ салондорской в долине зеленой горами окруженной, жил горя не знал, если песни ли пел – птицам на зависть, коли хлеба ли пек – так вкуснее всяких яств покажутся. Жил, да только не ведал, что в лесу заповедном, посеред всей долины пять дерев росли – силой волшебною мир полнивших. Вот от чего в чаще нечисть водиться, вот от чего в реке девица видится, да всякая кочка человечьим языком разговаривает, в чащобу глухую путника заманивает.

      Лето жарко, да зима холодна, в один год пришла в долину зима лютая, белыми покрывалами горы укутала, заволокла снегом всю землюшку, ветки дерев под снегом ломаются, от мороза стонут. А ночью такая вьюга бывала, что под утро из избы не выйти. А вот в погожий денек да солнечный, больно красна зима, снег под ногами скрипит, детишки веселятся, снегом кидаются, да из труб дымок валит, словно тишина да мир в доле поселилися. Но не дремлет рать нечистая, думу думает, думу темную – как со света известь саландоронский род.

      В лес пошел паренек один, в лес пошел да за хворостом. Долго шел, заплутал, видно водит лешак аль кикиморы. Вот уж ночь темна, чаща часта, да не видно, чтобы где-то дорожка шла, дорожка шла домой вела. Ветер днем повыл, а к ночи устал, серебрит луна колкие снега, видно час пришел погибать пора.

      Погрустил-погрустил дорб молодец, да и думает, чем в сугробе замерзать, лучше уж пойти, куда глаза глядят. Шел он, коротко, долго ль – неведомо, уж светать стало – огонек впереди заметил. – Что ж, – думает, – вот и вывели меня ноженьки из лесу из дикого. Радость сердце греет да силы дает вперед идти. Только стал ближе подходить – глядь, а опять огонек далече. Понял юноша – опять его леший водит, домой не пущает. Да только делать нечего, идти некуда, вот идет за огоньком дорб молодец да смекает – что же за огонек такой. К рассвету и тот огонек исчез. Да только лес расступился, да посветлел, а на опушке одной – так и вовсе костерок горел. Подобрался молодец поближе видит трое сидят, друг пред другом похваляются.

      –Я, – один, говорит, -за день весь свет облечу, золото, где хошь разыщу, – важно так говорит, а на самом кафтан драный, да тощ, как палка, а в глазах бесы пляшут красные, пламенем костра прикидываются. Понял добр молодец – не простой то костер, колдовской, сал дальше слушать.

      –А мне, – говорит другой, – стоит в ладоши хлопнуть и будет тут грозная армия вурдалачьего племени, они, -говорит, – будут меня во всем слушаться. Страшный такой – одежды черные, глаза бездонные, на вид молод да силен, а в голосе его волк чудится али медведь, а у ног его сума лежит, он оттуда кубок достает золотой, да мед кровавый в него наливает.

      –Брешешь, – третий сказывает, – не будут они тебя слушаться, не бывать в упыриных им прислужниках. Вот испугался наш добр молодец, еще глубже в снег вжался, вот он упыриный князь пред ним сидит, кровушку людскую пьет.

      –Вот, что я могу, – меж тем третий похваляется, – я могу такую