Добрые сказки. Гектор Шульц

и даже жесткими. Он радостно меня поприветствовал и собственноручно заварил чай. Тогда-то, после стандартного рассказа о себе, я спросил его о дяде Паше. Петр Алексеевич грустно вздохнул, но ответил.

      – Наверняка ты знаешь, что мы с Пашей служили вместе. Он остался, а у меня всегда мечта была педагогом стать. Паша часто мне письма тогда писал. Много писем. Они до сих пор у меня дома хранятся, – улыбнулся директор, отпивая чай. – В одном из них он написал мне, что улетает служить в жаркую страну. В Афганистан. Потом Паша пропал. Я не получал от него писем на протяжении нескольких лет. Тщетно пытался найти его, списывался со штабами, министерствами и другими ведомствами. Где-то молчали, а где-то отвечали, что знать ничего не знают. Я уж было совсем потерял надежду, как получил письмо из одного госпиталя. Паша был там. Живой и почти невредимый. Мне рассказали, что его группа попала в засаду и почти все погибли. Остался только он и еще один молодой сержант. Я бросил все дела и сразу же помчался в этот госпиталь. Нашел Пашу. Это было страшное зрелище. Он был невероятно худым, смотрел в одну точку и что-то тихо бормотал. Тогда он меня не узнал, но на третий мой приезд, очнулся. Улыбнулся, сжал мою руку и заплакал. Плакал он тогда долго. Да что об этом говорить. Я ему тогда пообещал, что если будет нужна моя помощь, он смело может на нее рассчитывать. Но Паша был не таким. Он нашел меня через много лет, когда я стал директором школы и обзавелся семьей. Представляешь, он просидел несколько часов в приемной, ожидая меня с совещания. Просто ждал. Я рад был увидеть старого друга, но то, что он мне рассказал, было грустным. Каждый день он жил с постоянной болью на душе, а ночью видел лица тех, кто остался лежать на жаркой и потрескавшейся земле Афганистана. Паша тогда честно сказал, что устал жить. Жизнь потеряла для него смысл. Мы говорили долго. О прошлом и будущем. Тогда я предложил ему должность охранника и сторожа. Да, ты можешь меня осудить за то, что я принял на работу человека с душевной травмой, но Пашка никогда бы не сделал никому плохо. Он сказал мне глядя в глаза, что устал от боли. Что ему не хватает улыбок и простой радости. Да, я взял его и не жалею.

      – Правильно сделали, Петр Алексеевич, – тихо ответил я, когда директор замолчал.

      – Знаю, – улыбнулся он. – Паша начал меняться. У него появилась улыбка и радость в жизни. То, чего он лишился когда-то, вновь вернулось. Я знаю, что вы частенько доводили его, провоцировали и смеялись, но это лишь подтвердило, что я принял верное решение, взяв его на работу, и дал ему шанс на новую жизнь.

      Выйдя из кабинета директора, я медленно пошел по длинному коридору в сторону выхода. Сейчас здесь было пусто и тихо. Шли уроки и никто не бегал, не играл в догонялки или «Выше ноги от земли». Дядя Паша так и сидел на своем стульчике, читая книгу. Подойдя к нему, я смутился, а он лишь добро улыбнулся и поинтересовался, как у меня дела. Сердце заныло в груди. Дядя Паша помнил нас всех, переживал за нас и желал каждому