Золото. Книга 6. Татьяна Вячеславовна Иванько

тряд увязалси…

      Радостно засмеялся, морщась и чуть-чуть невольно увёртываясь от моих исцеляющих прикосновений раненый вестник. Счастлив, что спасся, что до своих добрался.

      – Но они в полудне пути от Солнцеграда, Великий Белогор, – он посмотрел на меня, чуть ли не жалобно. – Нам не проехать уже. Думаю, уж дошли туда, пока я трусился в седле досюдова. Они Солнцеград окружают, тихо-ошко идут, тока акинаками да колчанами бренчат…

      Рана его уже закрылась, когда я отнял руку, я подал знак слить мне, чтобы смыть его кровь. Я будто его глазами вижу всё то, что о чём он рассказывает, это несложно – его кровь на моих руках. И решение родилось само собой.

      – Поскачем к Ориксаю. В Солнцеград будем пробиваться вместе с ним, – сказал я, стряхивая капли с рук, пока мне подали рушник вытереть.

      Мои спутники бледные и напряжённые, согласны, но ожидают от меня ещё каких-то слов, объяснений.

      – Думаю так, ребята: царица родила, – сказал я и оглядел их.

      Лица прояснились разом. Улыбки, но и страх из-за того, что так быстро подошли вражеские войска. Лазутчиками, стало быть, полон Солнцеград.

      – Поэтому двинулись на Солнцеград? – услышал я.

      И ещё:

      – И распутица им не помеха…

      И кроме этого:

      – Дак и распутицы нет в ентом году…

      – Будто всё нарочно, так тает медленно, что и не…

      Но нечего базарить попусту. Медлить здесь нам незачем.

      – Хватит болтать, по коням! – сказал я, оглядев их.

      И мы вскочили в сёдла, взмахнув плащами, как крылами. Скачка долгая, но мы налегке, до вечера мы уже встретили Ориксая, вышедшего с дружиной к Солнцеграду.

      Он собрал из нескольких городов, подготовленные за эти месяцы полки. Настоящую дружину, это верные воины, неслучайные, истинный оплот царя. Так что, с ним шли почти двенадцать тысяч. И ещё несколько тысяч должен собрать Черныш по городам. Так и предполагалось, только, что двинутся все немного позднее, что Ава успеет уехать из Солнцеграда и спрятаться ещё до родов. И когда я сказал ему о рождении сыновей, Ориксай испугом в глазах встретил мою новость.

      – Так не успела?.. – ахнул он, опускаясь на лавку, будто силу в ногах потерял.

      – Ты… сядь, Ориксай, – сказал я, испугавшись, что он упадёт. Расшибётся ещё.

      Мы в шатре с ним, после Совета, после вечери. Я остался, чтобы рассказать о том, что знаю теперь сам, знаю точно, так же уверенно, как и то, что вижу его перед собой:

      – Она в Солнцеграде. А детей спрятала. Я знаю, – сказал я, глядя в его зрачки, чувствуя, как сердце быстро колотится в нём, чувствуя его страх. В нём ещё никогда не бывало страха…

      Он посмотрел на меня:

      – Не понимаю… ты… был там? Тогда, как ты здесь?

      – Если бы был… – покачал я головой, сел напротив него на топчан. – Нет, Орик, я не был в городе. Но я знаю это.

      – Знаешь… – он поднялся, заходил сердито по шатру: – Ты всё всегда знаешь, – пробормотал он, качая головой, почти сердито. – Так она одна там?

      – С Яваном. Не так мало.

      Орик обернулся на меня, мгновение подумал и кивнул согласно.

      – Немало. Яван умрёт за неё, – уверенно произнёс Орик.

      – Все, кто там, умрут за неё.

      – И мы с тобой ещё. Беда в том, что она умрёт за любого из нас.

      Я покачал головой и сказал, успокаивая то ли его, то ли себя:

      – Не так легко убить её. Она не дастся Смерти.

      Утро пасмурное, мелкий дождик, скорее даже водяная пыль висит в воздухе, оседая мелкими капельками на всех поверхностях, сам воздух кажется влагой, втекает в ноздри, касается кожи. Было уже нераннее утро, когда мы с Онегой поднялись на вновь выстроенную стену и увидели обступившую город громадную рать, дальние околичности которой терялись в тумане.

      – Ванюша, помнишь, как гуляли с тобой под таким дождём в Ганеше? – спросила Онега, не глядя на серо-чёрную массу, ощетинившуюся пиками, покачивающуюся конницей, блестящую от влаги бронёй и оружием. Она смотрит выше их голов, куда-то вдаль, в туман. И, по-моему, не в этот, что я вижу перед собой, а другой, в тот, что был когда-то в Ганеше. Будто мы не перед лицом раскрывшей объятия Смерти стоим…

      Потом посмотрела на меня.

      – Поверить не могу, что это было. А ты?

      – Жалеешь? – я посмотрел на неё. Неужели правда не боится?

      – О чём?

      – О том, что мы не остались там?

      Онега покачала головой:

      – Никто не спрашивал нас, чего мы хотим, так ведь?

      – Тебя не спрашивали, верно… А я…

      – Не надо, Ваня, что теперь… Я вспомнила не для того, чтобы ты жалел снова… А… Хорошо было. И как не с нами, – она улыбнулась тихо.

      Да нет, с нами, ты не хочешь, чтобы всё это было с нами, но было с нами. С нами, Онега! И если сейчас умереть, я знаю, что жил не зря, видел и любовь, и счастье в лицо. Ушло всё, упустил