ПОМОРСКИЙ СКАЗ. Про море Студеное, про войну Великую, да про то, как Севостьян и Северьян Мангазею-страну искали. Вадим Валерьевич Черников

не ошибиться. Несмотря на то что он слова против новой власти не сказал, хотя его не раз на это провоцировали, но раздражал всех одним фактом своего независимого положения и зажиточного состояния. Кровь и пот, потраченные на это самое состояние, традиционно в расчёт не брались. Как и отсутствие батраков и прочих «угнетённых», которых можно было бы поставить в вину Севостьяну. Закон, веками нерушимый на Севере, перестал действовать окончательно. Точнее, соблюдать его старались только поморы, изначально поставив себя в положение проигравшей стороны до скончания века.

      С тем и заявился к Кондратову уполномоченный с маузером и с бумагою. Выслушал его Севостьян и кивнул, прикрыв двери. Было это в 1931 году, когда Северьяну была ещё неделя до восемнадцати лет. Самому Севостьяну бумага на самом деле ничем особенно страшным не грозила в силу возраста. Высылать его тоже было некуда, и так на Севере. Поэтому ему предлагалось добровольно отдать вновь образованному колхозу двух из трёх коров, трёх из четырёх лощадей, охотничьи ружья в количестве трёх штук с патронами и прочее, что будет признано «лишним». И так вот, налегке, войти в колхоз имени товарища Ягоды – вдохновителя и организатора северных строек. И всё бы ничего, тем более что от колхоза можно было отвязаться, но чья-то умная головушка придумала, как хлестнуть независимого старика побольнее, и приписала-предписала -«ввиду преклонного возраста» – забота! – крякнул Севостьян, читая– ему сдать власти и коч со всеми рыболовными снастями «для нужд созданной рыболовецкой артели – коммуны». Знал кто-то грамотный, что старик этого не стерпит. Знал и готовился. Но не знал он Севостьяна…