История о гномах и сиротке Марысе. Мария Конопницкая

свой длинный нос и начал думать, потом ударил себя по лбу и сказал:

      – Как же я могу знать, пришла ли весна или нет, если я не знаю её пути по земному шару.

      И он начал внимательно осматриваться, из чего бы сделать земной шар и обозначить на нём путь весны.

      Вдруг смотрит он, – по тропинке идёт ёж, распустил щетину, высунул мордочку и несёт яблоко. Чепухинский очень обрадовался, любезно поздоровался с ежом и попросил у него яблоко. Ёж испугался, – что это за маленький человечек, – тем более, совесть у него была нечиста, потому что это яблоко он стащил ночью у одной хозяйки и теперь нёс его в свою ямку. Свернулся ёж в клубок и скатился с горки.

      – Постойте! Постойте! Подождите! – крикнул ему вслед Чепухинский. – Я только определю на этом яблоке путь весны и тотчас же отдам вам его назад.

      Но ёж уже исчез в густой мгле.

      – Вот глупый зверь! – сказал самому себе Чепухинский-Вздорный. – Исчез вместе с таким прекрасным земным шаром. Что теперь делать? Нужно придумать какой-нибудь другой.

      И он двинулся в путь, перескакивая через камни и рвы.

      Наконец, он нашёл кусочек извёстки, слепил из неё шар, вскатил его на ближайший пригорок, еловой хвоей начал рисовать на этом шаре материки, моря, горы, одним словом нарисовал весь свет, надел большие очки и начал разыскивать путь весны.

      Но мгла спустилась с горки в долину, с минуту помаячила над нею, словно белое покрывало, заволокла лесную опушку голубоватым, лёгким паром и расплылась по оврагам, а луга и поля, леса и дубровы предстали в золотом свете солнца.

      А тогда с южного склона пригорка спустилась прекрасная девушка, высоко поднятыми руками благословляя всю землю. Из-под её обнажённых стоп тут же появлялись фиалки и маргаритки; она шла тихая и спокойная, а вокруг неё звучали песни птиц, трепещущих крыльями; цвет лица её был тёмен, как бывает темна только что вспаханная земля, а где она проходила, там пробуждались радуги и краски; глаза её были опущены долу, а из-под её ресниц струился голубой свет.

      То была весна.

      Она проходила так близко от Чепухинского, что зацепила его своей льняной одеждой, обвеянной тёплым дуновением ветра; и тотчас возле него заблагоухали фиалки, целым пучком вплетённые в её светлые волосы.

      Но учёный летописец настолько был занят вычислениями, как, когда и с которой стороны весна должна придти на свет, – что совершенно не заметил появления самой весны. Он только потянул своим длинным носом летучий, благовонный запах фиалок и, склонившись над большою книгою, тщательно записывал всё, что выходило по его расчётам.

      А расчёты его были таковы, что весна вовсе не появится на свете, что она потеряла дорогу, осталась за морем и в здешние края уже не вернётся. По его расчётам выходило так, что жаворонки и соловьи петь не будут, потому что они совсем охрипли, что единственною песнею на свете будет карканье ворон, что вихрь унёс в неизмеримые пропасти все семена цветов, что теперь уже не зацветёт ни роза, ни лилия, ни дикая яблоня. По его