Оттенки зла. Расследует миссис Кристи. Эндрю Уилсон

ему по возвращении законченную рукопись «Голубого экспресса».

      – Отдашь через несколько недель после возвращения. Какая разница?

      – Я думаю, работа как раз отвлечет меня от мрачных мыслей. Так уже было в прошлом, почему бы и не сейчас?

      – Ну, так и быть, если ты настаиваешь, мы включим в распорядок дня несколько часов возни с рукописью, – сдалась Карло, слегка улыбнувшись. – Но при одном условии: я выполняю тяжелую часть работы, стуча по клавишам, а ты только диктуешь.

      До сих пор я прибегала к такому методу лишь при сочинении первого чернового варианта рассказа, но никак не при работе над романом.

      – Да ради бога, – согласилась я и в этот миг заметила Тревельяна и Хелен Харт, прошедших по палубе и свернувших за угол. – Прости, я отойду на минуту, добуду сока для Розалинды. Ей наверняка хочется пить.

      – Конечно, конечно, – сказала Карло. – Я присмотрю за ней.

      Я последовала быстрым шагом за парочкой, сохраняя дистанцию. Они миновали группу местных детишек и нескольких бледнолицых монахинь и остановились у леера. Издали я не могла разобрать, о чем говорят Гай и Хелен, а приближаться к ним в открытую было рискованно, так что я нырнула в проход, ведущий к противоположному борту парома, где прокралась мимо ряда пустующих шезлонгов, прячась за ними, и наконец добралась до места, откуда стал слышен разговор.

      – Никак не могу прийти в себя от потрясения, – пожаловалась Хелен.

      – Что ж в этом удивительного, если ты стала свидетельницей ее самоубийства, – мягко ответил Тревельян.

      – Я чувствую себя поганкой. Я столько раз желала ей смерти и даже воображала, что убиваю ее. Согласись, это ужасно. Мне представлялось, как я капаю яд ей в коктейль или сталкиваю ее с верхней площадки лестницы на Брук-стрит. Господи, словно какая-нибудь закоренелая злодейка.

      – Тсс… – остановил ее Гай. – Зато теперь мы можем спокойно жить вместе, начать с новой страницы.

      – Думаешь? И мы не будем прокляты навечно?

      – Да за что же?

      – Ну, не знаю. Может быть, нам надо было вести себя с ней иначе. Показать ее другому доктору или обратиться к американскому специалисту. У меня такое чувство, будто мы ее предали.

      – Мы же не виноваты, что влюбились друг в друга. Что мы могли поделать?

      – А помнишь, был момент, когда мы могли прервать нашу связь?

      – Помню, – ответил он. – Но для меня это не было моментом выбора.

      Голоса стихли, и послышался звук поцелуя. Я почувствовала, что краснею, и стала осторожно выбираться обратно. Подслушивала интимный разговор влюбленных – позор. Они все еще переживали неожиданную смерть Джины Тревельян, а я вела себя, как те две ищейки в дешевых костюмах, называвшие себя журналистами, которые неотрывно следовали за мной и писали обо мне всякие гадости в газетах, когда меня постигло несчастье.

      Стыдя себя, я вернулась на противоположную сторону парома. Я не могла узнать ничего нового из разговоров Гая Тревельяна и Хелен Харт. Надо было оставить их в покое. Пускай приходят в себя,