Полюби меня. Катерина Сергеевна Снежная

то можно.

      Некогда студенту пятого курса ПГС встречается, да еще с подработкой в крупной строительной фирме. Диплом писать надобно. Ну и детей заводить тоже некогда. А тем более от таких, как Маша. Безмозглая вертихвостка лингвист.

      – Что? – возмутился еще громче Иван Валерьевич, раздувая широко ноздри над чапаевкими усами.

      – Доча, ты папу в могилу сведешь, – рявкнула Мария Федоровна с укором, высокая худощавая женщина с типичным лицом ботаника и вышла из комнаты.

      Макс подумал, уж лучше бы она молчала.

      – Папа, мы не виноваты, – Машка держалась из последних сил, то бледнея, то краснея, понимая, что от такой новости вряд ли должны обрадоваться, но чтобы так шуметь. В конце концов, по нынешним временам, ну все бывает.

      Но она никогда не думала, что сама окажется в таком положении. Всю сознательную жизнь Маша стремилась быть правильной, в детстве она являлась маленькой послушной девочкой, затем она хорошо училась в школе, и только в старших классах, неожиданно взбунтовалась. Она посмотрела на Макса и закусила губу, вспоминая, как выходила из берегов именно весь десятый и одиннадцатый класс, как часто у нее бывали с ним стычки и она его ненавидела неистово, яростно. Ей так хотелось ему отомстить за воспитательный урок в подсобке, что она никак не могла остановиться. А потом все это неожиданно кончилось на студенческом посвящении, и все пять лет она оставалась такой же как и всегда, пока три месяца назад опять не встретила Макса. И теперь это уже было совсем не детской местью, а самой настоящей жизнью. Плохой ситуацией, где ее прекрасное будущее летело в тартарары по её же вине.

      – На аборт!!! – рявкнул «тесть».

      И Макс подумал, что это было большое облегчение для всех, но было поздно. Срок беременности почти три месяца.

      От слов отца Маша вжалась в кресло, совсем побледнев и сведя коленки. Аборта она боялась, но также ей страшно стать матерью одиночкой. У нее не было никаких претензий к Максу, не было и надежд. Все те проблемы, что она ему причинила в школе, ни лезли нив какие ворота с нынешней ситуацией. И хотя он был тоже в этом повинен, выглядело это все так, словно она продолжала ему мстить. И за что? Она тяжело вздохнула, не совсем понимая. чему улыбается Макс, может быть он впервые в жизни радуется, что она наказала саму себя? Что ж Маша не была удивлена.

      В комнату внеслась Мария Федоровна с валокордином и стаканом воды, а бабушка, как понял Макс – мать Ивана Валерьевича, подняла голову от вязания и сквозь толстые линзы оглядела присутствующих.

      – Аборт – это грех, – заметила она. – Я против.

      – Ну, что ты так нервничаешь, Ваня, – капая в стакан лекарство, успокаивала Мария Федоровна. – Ну, не специально же они.

      – А вино тоже не специально?! Что прикажешь делать. Жизнь загубят.

      О чем говорить, что они с Машкой ненавидят друг друга с детского горшка, что напились «случайно», что Владику позарез хотелось Машку, а получилось с ним. И напились, громко сказано, по фужеру выпили. Макс не смог не улыбнуться, и самое