Любовь в процентах. Елена Стриж

с открытым ртом. Вот это да, а я всегда думала, что это не так. Мы шли и смеялись над собой, над тем, что никогда не думали о таких простых вещах.

      – А теперь вспомни про арабские цифры.

      – Ну нет уж, я опять все напутаю, я не знаю…

      – Знаешь-знаешь, просто сомневаешься, так?

      – Да!

      – И все же попробуй.

      – Отстань, не буду, – я не хотела выглядеть неучем, хотя знала, что сейчас весь мир пользуется арабскими цифрами, но вдруг и здесь зарыта какая-то подковырка.

      – Ладно-ладно, но самое странное, что у арабов не было цифры ноль.

      – Не поняла? – захлопала я глазами. – Что значит, не было?

      – Просто не было и все. Все было от единицы до девяти, а вот нуля нет, это арабы ее позаимствовали у индусов. То есть, она пришла из Индии, а нам говорят, что это арабские.

      – Ничего себе.

      – Это, кстати, не так давно выяснилось. Ученые смогли прочитать финансовый отчет, в котором было сказано, что на определенном поле нельзя вырастить ни одной розы, то есть ноль роз.

      Потом он начал рассказывать про другие страны и народы, как они обходились без цифр вообще. Что у них не было письменности, но зато они смогли рассчитать продолжительность дня до сотых секунд. И одни из самых первых в мире поняли, что день – это не двадцать четыре часа, а намного меньше. И что есть лишние дни в году, и еще много чего такого, над чем я сама не задумывалась, потому что считала, что это само собой разумеющееся.

      Мне было интересно его слушать, наверное, потому, что он говорил о том, чего я не знала. Про то, как вычислялся горизонт, как делался цемент, как римляне с помощью акведуков поднимали воду вверх без всяких мельниц, а только давлением. Он много чего еще мне говорил.

      – А зачем ты с собой носишь все время фотоаппарат? – неожиданно для себя спросила я.

      – Ну… Даже не знаю, просто фотографирую.

      – И что тут фотографировать, коров да баранов.

      – Ну почему же. Вот утром бывают сильные туманы.

      Я передернулась от возможного холодного утра.

      – И ты в такую рань встаешь?

      – Ну не каждый день, а только когда хочется, а так…

      Я перебила его.

      – Зачем тебе это надо?

      – А ты знаешь, кто-то и когда-то сказал, что фотограф – это историк. Нажал на спусковую кнопку, и история мгновенно остановилась. Все, ее уже нельзя повторить, она осталось только в том образе, что снял фотограф. Через десять минут этого уже не будет. Фотограф останавливает время. – Валерка показал рукой в сторону домов. – Будет все другое. Но если я сейчас сниму это, то выхвачу тысячную долю секунды из того, что безвозвратно пропадает.

      – Жаль.

      – Что жаль?

      – Что вот так пропадает.

      – Нет, в этом есть своя прелесть, – и добавил. – Иначе все жили бы прошлым.

      – И все же, порой жаль некоторые моменты.

      – Чувства, конечно же, не передашь фотографией, ни запаха, ни тепла. Но у зрителей есть свое воображение и, смотря на фотоснимок, они начинают чувствовать, что плоский огонь горячий, а надкусанное яблоко сладкое. В общем, это фотография.

      Я