Грозовой перевал. Эмили Бронте

себя пьянством, – процедил сквозь зубы Хитклиф и, точно эхо, откликнулся бранью, когда затворилась дверь. – Он делает для этого все, что может, но ему мешает богатырское здоровье. Мистер Кеннет готов побиться об заклад на свою кобылку, что Хиндли Эрншо переживет всех и каждого отсюда до Гиммертона и сойдет в могилу седовласым грешником; разве что выпадет ему на счастье какой-нибудь из ряда вон выходящий случай.

      Я пошла на кухню и села убаюкивать моего ягненочка. Хитклиф, думала я, ушел на гумно. После выяснилось, что он только прошел за высокой спинкой скамьи и растянулся на лавке у самой стены, поодаль от очага, и лежал там притихший.

      Я качала Гэртона на одном колене и затянула песню, начинавшуюся словами:

      Расплакались дети в полуночной мгле,

      А мать это слышит в могильной земле, —

      когда мисс Кэти, которая, покуда шел скандал, сидела, прислушиваясь в своей комнате, просунула голову в дверь и спросила шепотом:

      – Нелли, ты одна?

      – Да, мисс, – ответила я.

      Она вошла и остановилась у очага. Полагая, что она собирается что-то сказать, я подняла на нее глаза. Ее лицо, казалось, выражало смятение и тоску. Губы ее были полуоткрыты, точно она хотела заговорить, и она уже набрала в грудь воздух, но вместо слов у нее вырвался только вздох. Я вновь принялась петь. Я ей не забыла ее давешнего поведения.

      – Где Хитклиф? – спросила она, перебив меня.

      – На конюшне. Работает, – ответила я.

      Он не стал опровергать моих слов; может быть, дремал. Опять последовало долгое молчание, во время которого, как я заметила, две-три капли скатились со щек Кэтрин на плиты пола. «Жалеет о своем постыдном поведении? – спросила я себя. – Это ново! Все равно пусть сама приступит к извинениям, не стану ей помогать!» Но нет, ее мало что заботило, кроме собственных огорчений.

      – Боже мой! – воскликнула она наконец. – Я так несчастна!

      – Жаль, – заметила я. – На вас не угодишь: и друзей много, и забот никаких, а вы все недовольны!

      – Нелли, открыть тебе тайну?.. Ты ее сохранишь? – продолжала она, опустившись подле меня на колени и остановив на мне тот подкупающий взгляд, который прогоняет обиду, даже когда у тебя все на свете причины считать себя обиженной.

      – А стоит хранить? – спросила я уже не так сердито.

      – Стоит! Она меня мучает, и я должна с кем-нибудь поделиться! Я не знаю, как мне быть. Сегодня Эдгар Линтон сделал мне предложение, и я дала ему ответ. Нет, я не скажу какой – приняла я или отказала, – пока не услышу от тебя, что я должна была ответить.

      – Право, мисс Кэтрин, как я могу знать? – возразила я. – Конечно, судя по той сцене, что вы тут разыграли в его присутствии нынче днем, разумней было отказать: коли он после этого сделал вам предложение, он или безнадежный дурак, или отчаянный безумец.

      – Если ты так говоришь, я больше тебе ничего не скажу, – с сердцем ответила она и встала. – Я приняла, Нелли. Ну, живо отвечай – я поступила неправильно?

      – Вы приняли? Что толку нам задним числом обсуждать то,