На торный путь. Николай Дмитриев

переплёт двух голландских окон, было маловато, отчего торчавший за стойкой целовальник зажёг с десяток свечей и не сходя с места довольно поглядывал на битком набитый кабак.

      За одним из столов ближе к окнам бок о бок сидели два офицера и, не выпуская из рук оловянных кружек, вели разговор. Это были гвардейцы. Один, семёновец, чувствовал себя здесь как дома, в то время как второй, измайловец, не забывая отхлёбывать из кружки, с интересом поглядывал по сторонам. Учреждённый по примеру императора Петра Алексеевича, велением царицы Анны Иоанновны новосозданный Измайловский полк, считавшийся, как Семёновский и Преображенский, тоже гвардейским, до недавнего времени размещался в Москве, рядом с селом Измайловом, где росла дочь царя Ивана, однако теперь был переведён в Санкт-Петербург, временно разместившись постоем на Адмиралтейском и Васильевском островах.

      Офицеры успели опорожнить почти весь стоявший перед ними штоф, прежде чем их разговор с обычного трёпа перешёл на злободневную тему.

      – Я полагаю, – начав так, семёновец сразу посерьёзнел, – государыня желает иметь свой полк гвардейцев.

      – Мне то неведомо, – покачал головой измайловец. – Мы своим полком в Москве пребывали, а то всё дела петербургские.

      – Оно так, – кивнул семёновец. – Небось, про наши дела наслышан?

      – Не без того. – Измайловец тотчас навострил уши.

      – Вот и вникай. – Семёновец сделал добрый глоток и, отставив кружку в сторону, заговорил обстоятельно: – Тут такое дело вышло. Верховники наши некие кондиции писать удумали. Чтоб, значит, вся власть им, отчего государыня без их соизволения ничего сама и решить бы не могла.

      – Это что, – удивился измайловец, – выходит, все дела скопом решать?

      – Да, почитай, вроде что так, – немного подумав, подтвердил семёновец.

      – Не, с того дела не будет, – решительно заключил измайловец и чуть погодя добавил: – У нас в Малороссии ежели что скопом решают, то один крик да свара выходит, а толку ни на грош.

      – Верно говоришь, у нас то же самое, – согласился семёновец и пояснил: – Как известно стало, что то дело верховников, каждый свою выгоду искать начал, вот через то и общий разброд получился.

      Внимательно слушавший товарища измайловец довольно долго молчал, после чего, опорожнив свою кружку, с некоторым сомнением спросил:

      – А как же тогда государыня Анна Иоанновна самодержицей стала?

      – А то уже наша заслуга. – Семёновец, в упор глядя на товарища, важно откинулся и вскинул голову, словно пытаясь что-то рассмотреть сквозь плававший под потолком дым, с нескрываемой гордостью сообщил: – Мы, гвардия, не пожелали над собой осьмиличных затейщиков иметь, которые, ради правления, вместо одного лица сразу восьмерых тиранов учредить полагали.

      – И как же вы столь сильных людей усмирили? – Не особо поверив в сказанное, измайловец недоверчиво сощурился.

      – А просто. – Семёновец разлил всё, что ещё оставалось в штофе, по кружкам. – Как мы пали перед государыней на колени, верховники и не пикнули, иначе б мы их в окна выбросили. Вот самодержица и смилостивилась, порвала кондиции.

      – Вон даже как! – восхитился измайловец. – Твёрдая власть – оно на пользу.

      – Конечно, вот ты у себя в Малороссии в ландмилиции был, а теперь кто? – усмехнулся семёновец и подытожил: – Личного полка государыни гвардеец!

      Завидев в дверях рослого преображенца, семёновец умолк и стал неотрывно смотреть на вошедшего. Перехватив его взгляд, измайловец тоже стал присматриваться, а тем временем преображенец, направляясь прямиком к столу, за которым сидели гвардейцы, по пути ухватил за плечо пробегавшего мимо полового и коротко наказал:

      – Подай штоф!

      – Бу-сде, ваша честь… – подобострастно вякнул прислужник и, ловко вывернувшись, тут же метнулся к целовальнику.

      Глянув вслед прыткому половому, преображенец подсел к столу и, улыбнувшись семёновцу, спросил:

      – Ну, чего звал?

      – Да вот… – начал было семёновец и тут же оборвал себя на полуслове, так как из-за спины преображенца возник прислужник со штофом.

      Преображенец одобрительно хмыкнул и, берясь за только что принесённый штоф, пристально посмотрел на измайловца.

      – А тебя, молодец, как величать?

      – Это Нерода Григорий, – ответил за него семёновец и, перехватив штоф у товарища, сам наполнил кружки.

      – Григорий, значит?.. – Преображенец скептически посмотрел на измайловца.

      – Ага, Гриць. – Нерода широко улыбнулся.

      – Из хохлов, выходит? – весело подмигнул преображенец.

      – Из малороссийской шляхты, – с некоторой обидой уточнил измайловец.

      – Ты чего к парню цепляешься? – начал защищать Нероду семёновец. – Из своих же, не какой-нибудь там немец.

      – Ну так и я о том, – примирительно отозвался преображенец и, подняв свою кружку, усмехнулся. – Давайте, дрей свинюшкен тринкен квас[1].

      – Ты

1

Три поросёнка пьют квас.