Похождения бравого солдата Швейка. Ярослав Гашек

будто мы тяжело больны». А теперь вы как нельзя лучше доказали, что ни в грош не ставите мою доброту. Я вам выкачиваю желудки, ставлю клистиры, стараюсь держать на полной диете, а вы так перегружаете желудок! Хотите нажить себе катар желудка, что ли? Нет, ребята, ошибаетесь! Прежде чем ваши желудки успеют это переварить, я прочищу их так основательно, что вы будете помнить об этом до самой смерти и детям своим расскажете, как однажды вы нажрались цыплят и других вкусных вещей и как это не удержалось у вас в желудке и четверти часа, потому что вам все своевременно выкачали. Ну-ка, марш за мной! Не думайте, что я такой же осел, как вы. Я немножко поумней, чем вы все, вместе взятые. Кроме того, объявляю во всеуслышание, что завтра пошлю к вам комиссию. Слишком долго вы здесь валяетесь, и никто из вас не болен, раз вы можете в пять минут так засорить желудок, как это вам только что удалось сделать… Шагом марш!

      Когда дошла очередь до Швейка, доктор Грюнштейн посмотрел на него и, вспомнив сегодняшний загадочный визит, спросил:

      – Вы знакомы с баронессой?

      – Я ее незаконнорожденный сын, – спокойно ответил Швейк. – Младенцем она меня подкинула, а теперь опять нашла.

      Доктор Грюнштейн сказал лаконично:

      – Поставьте Швейку добавочный клистир.

      Мрачно было вечером на койках. Всего несколько часов тому назад в желудках у всех были разные хорошие, вкусные вещи, а теперь там переливался жиденький чай с коркой хлеба.

      Номер двадцать один у окна робко произнес:

      – Хотите верьте, ребята, хотите нет, а жареных цыплят я люблю больше, чем печеных.

      Кто-то проворчал:

      – Сделайте ему темную!

      Но все так ослабели после неудачного угощения, что никто не тронулся с места.

      Доктор Грюнштейн сдержал слово. Днем явилось несколько военных врачей из пресловутой врачебной комиссии. С важным видом обходили они ряды коек, слышны были только два слова: «Покажи язык!» Швейк высунул язык как только мог далеко; его лицо от натуги сморщилось в глупую гримасу, и он зажмурил глаза.

      – Осмелюсь доложить, господин штабной врач, дальше язык не высовывается.

      Тут между Швейком и комиссией разгорелись интересные дебаты. Швейк утверждал, что сделал это замечание, боясь, как бы врачи не подумали, будто он прячет от них язык.

      Члены комиссии резко разошлись во мнениях о Швейке. Половина из них утверждала, что Швейк – «ein blöder Kerl»[20], в то время как другая половина настаивала на том, что он прохвост и издевается над военной службой.

      – Черт побери! – закричал на Швейка председатель комиссии. – Мы вас выведем на чистую воду!

      Швейк глядел на всю комиссию с божественным спокойствием невинного ребенка.

      Старший штабной врач вплотную подступил к нему.

      – Хотел бы я знать, о чем вы, морская свинья, думаете сейчас?

      – Осмелюсь доложить, не думаю ни о чем.

      – Himmeldonnerwetter![21] – заорал один из членов комиссии, бряцая саблей. – Он таки вообще ни о чем не думает!

20

Идиот (нем.)

21

Черт побери! (нем.)