Выстрел, который снес крышу. Владимир Колычев

раз такое дело.

      – Паша, я не понял, ты чего-то боишься? – удивленно и фамильярно спросил в коридоре санитар.

      – А ты что, меня знаешь? – подозрительно покосился на него Торопов.

      – Ну, ты даешь, Паша! Это же я, Миша! Мы с тобой в шахматы играли!

      – В шахматы?!.. Да, я играю в шахматы…

      – Еще бы не играешь, почти всегда у меня выигрываешь! Ты что, правда меня не помнишь?

      – Нет.

      – Здорово тебя профессор приложил.

      – Кто?

      – Профессор… Ты что, правда ничего не помнишь? Вы с ним по парку гуляли, он тебя теорией поля грузил… Он всех этой теорией грузит. Дескать, он ее раскрыл, обосновал, сделал все необходимые расчеты и теперь может летать.

      – Как это?

      – В этой теории заключена гравитационная энергия, которую он научился использовать в личных целях. На ботинках у него образуются особые антигравитационные завихрения, которые отрывают его от земли. Вот он и показывает всем, как умеет летать. А летать он не умеет. И ты ему об этом сказал. Так он тебя за это булыжником по башке…

      – Булыжником?!

      Торопов огладил пальцами уже уменьшавшуюся, но все-таки еще прощупывающуюся гематому на затылке.

      – Гладенький такой булыжник. Его Ерема все время шлифовал, это его любимое занятие. Он мимо вас проходил, а профессор этот булыжник у него вырвал… Я слышал, ты клоуна какого-то ищешь? – в словах санитара прозвучала откровенная насмешка.

      Торопов поджал губы. Он уже и сам переставал верить в клоуна. Как будто не за ним он гнался, а за призраком… Но кто же тогда убил Горуханова? А может, и Горуханова никакого не было?.. Павел пальцами сжал виски, чтобы унять пульсацию в них. Казалось, где-то в глубине сознания кто-то стучал в барабан, и этот пугающий тревожный звук отзывался в ушах эхом и болью. В какой-то момент Павлу показалось, что он и вправду сошел с ума.

      6

      От возмущения волосы на голове у Маши встали дыбом. И руки с выставленными вперед пальцами она подняла, и спину дугой выгнула, как кошка перед схваткой с собакой, которая загнала ее в угол.

      – Не надо меня трогать руками! Я тебе не музейный экспонат! Я живая!

      – Так докажи, что ты живая!

      Павел поднялся с койки, шагнул к жене.

      – Стой! – запаниковала она. – Еще шаг, и я закричу!

      – А вот этого не нужно, – испуганно попятился он.

      Торопов уже понял, в чем заключено его спасение. Эльвира Тимофеевна не должна знать, что Маша снова наведалась к нему ночью… Завтра он скажет психиатру, что никаких клоунов нет, и этим заставит ее поверить в то, что он в здравом уме. А про жену он промолчит. Не было ничего. И скоро врачи поймут, что он окончательно выздоровел. Он скажет спасибо им и чокнутому профессору, который булыжником избавил его от сумасшествия, после чего помашет всем ручкой. Тогда он и клуб свой на Фабричной улице навестит, и общежитие, чтобы на месте уже разобраться, что было в его жизни, а чего не было.

      – Не надо кричать! – покачал головой Торопов.

      За дверью – дежурный медперсонал: