Огненное сердце вампира. Альбина Рафаиловна Шагапова

я отступила назад. Да что за наказание такое? Все люди, как люди, живут, общаются, ссорятся, мирятся, спорят. И всё это происходит у них легко, безболезненно. Мне же, постоянно, ежеминутно, приходится ощущать на себе эмоции окружающих, их страхи, обиды, радости и раздражения. Они, эти чёртовы чужие эмоции, подобно облакам газа, ударяют в лицо.

      – Особый дар! – воскликните вы.

      Вот только на кой чёрт мне он сдался? Что мне делать со всеми этими облаками холодного синеватого страха, бурой горьковатой обиды, красного горячего гнева, да и, сказать по правде, чья-то золотистая тёплая радость мне тоже без надобности. В своих бы чувствах разобраться.

      Своё отличие от других людей я осознала в нежном шестилетнем возрасте в детском саду, на занятиях рисования. Мы, важные карапузики сидели за своими столами, выполняя задание воспитателя под названием « Моя семья». Я, отлично рисующая, для шестилетки, изобразила портреты отца, матери, вредной бабки и гиены. И если другие детишки удовлетворились лишь схематичными изображениями человеческих фигур, то я старательно вырисовывала черты лица, ну и конечно, эмоциональные облака. Красное облако вокруг вечно раздражённого отца, серое – вокруг угрюмой бабки, светло– голубое – окружало нежную маму.

      – Что это такое?– спросила воспитательница, обдав меня волной своего непонимания и неприязни.

      Я, сбивчиво принялась объяснять нарисованное, с каждым произнесённым словом чувствуя, как непонимание взрослого ширится.

      – Зачем ты это нарисовала, Кристина, – в голосе воспитательницы зазвучал металл.

      – Но вы же сами сказали…

      Я никак не могла понять, что сделала не так, в чём моя ошибка.

      – Хорошо, – вздохнула воспитательница. – А меня сможешь нарисовать?

      Я кивнула, перевернула лист и нарисовала стареющую женщину, окутанную коричневым маревом недоумения, с вкраплением буро– зелёного отвращения и фиолетовой печали по чему-то давно ушедшему.

      – Это я? – проскрипела женщина, поднося рисунок к круглым зелёным очкам.

      После занятия, была организована выставка наших рисунков. Моей работы среди них не было. На мой справедливый вопрос, воспитательница громко, чтобы слышали все дети, заявила:

      – Тебе необходимо лучше стараться, Кристина. Ты сегодня ленилась, по тому и рисунок твой вышел очень плохим. Мне стало стыдно показывать его другим детям.

      Ребята тут же весело засмеялись, чувствуя своё превосходство. Высунутые язычки, тоненькие пальчики, указывающие в мою сторону, насмешливые гримаски. Кто сказал, что дети добры? Только тот, кто, не встречал на своём пути ни одного ребёнка. Дети неопытны, доверчивы и глупы, и, от того, жестоки.

      Сквозь завесу набухших слёз, я смотрела на работы других ребят, с ясностью понимая, что они, эти работы уродливы. Шары, насаженные на разноцветные треугольники, кривые линии вместо рук и ног, точки вместо глаз. Плоско, блекло, сухо, словно они, эти нарисованные люди, вовсе не испытывали эмоций. Но ведь так не бывает.