Шизали. Константин Ганин

предо мной

              Шея неприкрытая,

              Рву наверх я свой топор.

              «Поп, кончай с молитвою.

      Почему здесь смрад и мрак?»

      Давят декорации.

      Снизу было всё не так,

      Помогите, братцы, мне.

              Чую, маска палача

              С кожею срастается,

              А весёлая душа

              В камень превращается.

      Древко жжёт, и мой топор

      Просит свежей крови.

      Да, желание – оно

      Пострашней неволи.

              Только плаха, я и шут.

              В пекло представление.

              Где же крики? Эй, толпа,

              Где же одобрение?

      – Сейчас подойдешь к санитаркам, спросишь Оксану, она тебе выдаст два халата. Халаты должны быть всегда чистыми. Чтобы ни грязи, ни, упаси Господи, пятен крови, понял? – завхоз скучно, с некоторым презрением, посмотрел на меня поверх вытертых до жёлтого металла очков.

      Я равнодушно пожал плечами, и он подвинул ко мне посеревшую от возраста амбарную книгу. Я поставил две закорючки. Ручка была липкая, и захотелось помыть руки.

      – Если испачкают, отдашь в стирку санитарке. Если порвут, зашиваешь сам. Или больным отдашь, со второго этажа. Они от безделья только рады будут. Только с ними аккуратнее, если не хочешь, чтобы на тебе какая-нибудь молодая приворот испытала, – завхоз снова посмотрел на меня, и я уловил в его взгляде истертую и редко используемую способность к шуткам, – Ты же не знаешь, что в её голове и по диагнозу? Да ещё под таблетками, – он показал мне прокуренные зубы, и я продемонстрировал ему свои.

      Потом я расписался ещё за что-то и отправился на первый этаж разыскивать санитарку Оксану. Половицы старого хрущевского здания прятались под дырявым линолеумом и тоскливо поскрипывали, натерпевшись видимо за свою жизнь предостаточно. В коридоре было с десяток больных. Кто-то сидел на корточках, прислонившись к кисло-желтой стене; кто-то с видом зомби маршировал, стоя на месте; кто-то с тем же видом тащил свои ноги вдоль коридора палатного отделения. Вид почти у всех был жутковатый. Казенные пижамы в полоску и цветочек были застиранными и напоминали робу заключённых. Пациенты проводили меня взглядом до дверей сестринской. Смысл во взгляде присутствовал не у каждого, но реакция на движущиеся объекты была почти у всех. В голове шевельнулась ассоциация с фильмом ужасов.

      Перешагнув через лениво скользящую по полу швабру в руках одной из пациенток, я осторожно прошёл кусок мокрого пола и оказался в проёме дверей сестринской.

      – Здравствуйте, – обратился я к трем женщинам в белых халатах. Женщины, продолжая разговаривать, пробежались по мне взглядом и отвернулись. Моё приветствие осталось без ответа.

      – Здравствуйте, – повторил я. – Я новый санитар. Мне сказали к Оксане подойти – халаты получить, – я вложил всю свою доброжелательность в молчаливую тишину крохотного кабинета.

      Кроме женщин в белом, в крохотном кабинете ещё «присутствовали» диван, кресло, рабочий стол и окно