Ренегат. Артем Мичурин

рядом с трупом, принялся обматывать ее вокруг щиколоток бездыханного тела.

      – Поднимайся! – вдруг проорал первый раскатистым басом.

      Стас, не веря собственным ушам, приготовился уже было засвидетельствовать таинство воскрешения мертвых, но бородач, не оборачиваясь, снова подал голос, зародив сомнения по поводу адресата:

      – Я тебя видел. Поднимайся.

      Внутри сразу сделалось как-то нехорошо и до жути неуютно. «Выстрелить? А вдруг там еще кто заныкался? Эти-то двое как из-под земли выросли. Черт! Может, на прицеле держат. Уж больно козел борзо раскомандовался. Демонстративно спиной встал. Смелый, бля. Ну ладно, а мы не такие, мы подождем».

      Стас молча продолжал глядеть через прицел в спину бородача. Тот наконец повернулся и, подняв на лоб очки, сделал сердитое лицо.

      – Мы не причиним вреда. Я просто хочу поговорить, – крепкий мужик с массивным крестом на цепи поверх застегнутого под горлом кожаного плаща смотрел прямо в окуляр нацеленного ему в грудь ПСО, и сомнения на счет адресата окончательно отпали.

      – Вы кто такие? – проорал в ответ Стас, не двигаясь с места.

      Второй бородач меж тем закончил обматывать веревкой ноги безвременно почившего и, привязав другой ее конец к седлу, тоже повернулся лицом в сторону незваного гостя.

      – Кто мы такие? – ответил он вопросом на вопрос и ухмыльнулся: – Мы слуги Господни, а это, – рука, держащая за цевье «АЕК-971», широким жестом обвела вокруг, – приход наш, и все, кто пребывают в нем, – паства наша.

      «Ну ни хера себе! А где кадило?» – подумал Стас и медленно, не опуская ствола, поднялся на ноги.

      – Ладно, отцы, аккуратно кладем волыны на землю, и пять шагов назад. Станете дурить – запишу в мученики без очереди, – прокричал он и сделал несколько шагов в направлении святош.

      Бородачи переглянулись, но оружие из рук не выпустили.

      – Никак невозможно, сын мой, – взял слово первый «отец», нарочито бережно, почти как ребенка, держащий возле груди странного вида «Абакан»: уродливый родной приклад и криво приляпанная акашная рукоятка были заменены деревянными в едином блоке, на манер «СВД», украшенными к тому же резьбой; на оксидированной ствольной коробке поблескивала гравировка. – Сие есть орудие Господа, – продолжил «отец», – великодушно вложенное им в руки наши. Негоже дар оный по земле валять.

      Стас замер метрах в пятидесяти от несговорчивых поборников веры и сделал последнюю попытку ненасильственного разоружения:

      – Даю шанс разойтись по-хорошему. На счет «три» стреляю.

      Ситуация не изменилась.

      – Раз…

      Что-то больно ударило по затылку, и мир вокруг потемнел. Некто тихий и невидимый за спиной вел собственный счет, оказавшийся куда короче трех.

      Голова покачивалась и мягко стукалась обо что-то теплое. В правое ухо, будто через паклю, пробивался неспешный ритмичный топот. Левое – слушало дробь пульса.

      Стас разлепил веки, глубоко вдохнул и поморщился