Для имени твоего. Елена Александровна Солнцева

их «заслугам» и было им поделом. И вот в эту самую наивысшую точку единения верхов и низов выкрик Жака де Моле перерезал единомышленное одобрение выдвинутых обвинений. Гром и молнии вырвались из груди Великого магистра: «Отрекаюсь!» От пронизывающего до мурашек в теле голоса оцепенели все собравшиеся у храма.

      – Протестую против несправедливого приговора и утверждаю, что все преступления, приписываемые нам, вымышлены от начала до конца! – кричал Жак де Моле.

      Волнение началось среди кардиналов, судьи растерянно начали переглядываться, и толпа глубоким вздохом замерла в ожидании.

      – Устав наш святой, справедливый и христианский, – это приор Нормандии Жоффруа де Шарне всю свою накопленную ярость вложил в свой глас против земной несправедливости.

      Два старика, находящиеся во власти инквизиции в течение целых семи лет, осмелились возражать против королевского приговора.

      – Мы рыцари Христа, – два голоса, слившись в один, как бы в трубный глас, не могли заглушить набросившихся на них стражников. Руки скрутили и поволокли в клеть, в которой были привезены подсудимые из темницы. Вот они опять в клети, но вырвавшиеся слова в клетку уже не запрячешь. И сомнение в справедливости королевских слов и дел, которые пришлось доказывать в течение семи лет, может быть посеяно в умах верноподданных французского королевства.

      Ненормальные старики, сидели бы со своими мыслями до конца своих дней пусть хоть и не в комфорте, но при жизни. А то «виновны, не виновны» – это что за ересь такая. Это тоже указывает, что они в нескольких шагах при смерти. В рядах судей начались суетливые действия – перешептывания, перелистывания указов, приказов, доносов, свидетельств, отчетов, писем, инструкций, законов. И вот уже несутся за консультациями во дворец. Сколько это займет времени? Как бы не обеспокоить, не разволновать, не утрудить и получить высочайшее указание в отношение действия, чем скрепить разорванную цепочку обвинения справедливого суда.

      Зря суд тревожился, во дворце не дремали. И примчавшемуся королевскому наблюдателю без долгих церемоний была предоставлена аудиенция с правителем Франции Филиппом IV. Несколько минут вельможное окружение с тревогой прислушивалось к голосам за дверью. Стены поглотили исторические фатальные слова короля. И совсем скоро из кабинета выбежал и помчался в сторону собора виконт. Что там, что там в новом свитке со свежей королевской печатью и размашистой королевской подписью? Казнить или миловать? Гонец пробирался к собору, к королевскому суду сквозь вопрошание и недоумение, перешептывание и причитание, саркастические ухмылки и жалостливые всхлипывания. Вырезанный из камня навечно Страшный суд над входом в собор и находящийся как раз над головами вершителей судеб тамплиеров-мучеников назидательно предупреждал собравшихся о двух исходах жизненного пути. Толпа приглушенно гудела, и различимы были только два слова – executer и amnistie, «казнить» и «миловать».

      Высеченный