Дух оперы. Владимир Фёдорович Власов

и его границах. Но вот пришёл Гегель, злой гений, и произвёл революцию в соотношении метода и системы. Он не субъективировал эту систему, а напротив, объективировал её: метод познания, его логика и само мышление стали абсолютным духом – объективным демиургом действительности, для которого действительный протяжённый мир превратился в инобытие. С тех пор это заблуждение так и осталось в нашем сознании, и живёт там по сей день.

      Девять пар глаз внимательно наблюдали за мной и внимали моим словам.

      – Для Гегеля, как и в Библии, «вначале было слово». Самое бессодержательное, самое словесное слово. Это слово – бытие. С него начинается логический анализ, который для Гегеля совпадает с реальным мировым процессом. Бытие стало всего лишь исходным звеном в логической цепи. Простое чистое бытие, лишённое всяких предметных суждений, как и в понятии ничто! Логика стала богом Панлогизмом, а бытие – всего лишь придатком к ней. Как логика рассудит, так, то и будет. И если что-то не поддаётся логике, то такого не может существовать априори. Бытие для Гегеля стало абстракцией, возникшей на основе конкретного, но которое устраняет это конкретное, поэтому опосредование как бы уничтожает самое себя, конкретное исчезает, опосредование абстракции исчезает, абстракция становится бессодержательной. В результате получается понятие, от которого идёт ряд других понятий, но само оно, начиная этот ряд, как бы существует и как бы не существует. Такое начало и открывает дорогу панлогизму: реальный процесс не может происходить иначе, как в виде логического процесса, причём начало последнего – это абсолютное начало, порвавшее свои связи с конкретным. Не правда ли, получается абсурд!

      Некоторые студенты в знак согласия кивнули мне головами.

      – Тогда стали и все науки, представляющие логику, абсурдными, не правда ли? – задал я провокационный вопрос.

      Студенты застыли в ожидании, никак не отреагировав. Я держал паузу. И тогда один очкастый студент, сидящий в первом ряду, спросил меня:

      – Так что же, физику и математику тоже можно считать ложными науками?

      – Совершенно верно, – ответил я, – физика и математика – это самые ложные науки, не представляющие собой ничего, кроме заблуждений. Помимо того, что они не объясняют картины мира, ни даже не могут нам дать определение сущностного бытия.

      – Так зачем же нам их изучать? – спросил этот студент.

      – Не знаю, – сказал я, разведя руками, – может быть, ради праздного удовольствия, а может быть, просто, вас заняться другим нечем.

      После такого заявления, студенты смотрели на меня как-то странно, и я подумал: «И так ко мне на лекции ходит мало народу. А после этого заявления их будет ещё меньше. Может быть, зря я им всё это говорю»?

      Но я всё же продолжал говорить:

      – Гегель так и сказал: «Бытие есть чистая неопределённость и пустота. В нём нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нём