Восьмой ангел. Ася Михеева

погибших анфас и в профиль, вытащила из багажа свернутый экран проектора и тоже налепила на стену в общей гостиной.

      – Задаю вопросы, записывай, – буркнула она и с блаженным видом рухнула в кресло напротив проектора. Михаил притащил второе кресло и сел в него с планшетом.

      – Первое. Смотри на судью. Что у него с лицом? Что у них всех с лицами? Почему они таращатся на мой шрам с таким видом, будто я у них что-то сперла?

      – Не у всех, а только у верхушки, – Михаил почесал нос. – Рядовое население ходит с чистыми лицами. Я, кажется, видел пожилого мужчину с маленьким шрамиком, примерно как у вас, но в целом это только элита так развлекается. Нормальное скарирование, без окраски, без пирсинга, без инкрустаций. Почему они так статус обозначают – еще не знаю, работаю над этим.

      – Да, нормальных людей я пока мало вижу, верно. Ясно, – она посопела носом. – Второе. Ты, похоже, был прав, когда предположил, что кораблик бесхозно болтается с самой аварии. Учет проезжающих и проживающих у них поставлен стандартно, мышь не проскочит, а вот данные до аварии все утеряны, то есть все, кто погиб и был впоследствии кремирован, зарегистрированы, а о тех, кто умер до аварии или пропал во время нее без вести, ничего нет. Пропавшими без вести вроде как до сих пор числятся сорок два человека. Понятно, что они по мере нахождения останков всех вносили в базу, но вот пятнадцать тел остались не опознанными – старая база тю-тю, родственники, видимо, тоже. Лиц могло не остаться вовсе, нашли там, условно, в обломках чью-то руку, генная карта есть, имени нет. Скину всю базу, скину полную кафф-запись обследования корабля, поищи какие-нибудь зацепки по личным вещам. Можно покрутить, сопоставить по спискам и генным картам, кем мог бы быть наш безымяшка.