Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине. Гектор Флейшман

ли де Сегюр об этом письме, когда наивно утверждал, что «только брак доставил Бонапарту самые сладкие ласки вдовы»?

      Без сомнения – нет. Не знал и пошлый Дорис, по прозванию де Бурж, заставивший Наполеона в 1815 году согласиться на редактуру его любовных воспоминаний. Вот как оценивал император, пером Дориса, сладострастные заслуги креолки (следующий отрывок своей странной, смущающей откровенностью заслуживает того, чтобы быть приведенным):

      «Жозефина была существом драгоценным не только по нравственным качествам. Она была восхитительна и в смысле любви и сладострастия. Скромная и застенчивая в обществе, наедине со мной Жозефина сразу делалась шаловливой, резвящейся нимфой, игры и ласки которой не раз отвлекали меня от скуки представительства и от печалей, нераздельных с троном.

      Ей шел тогда 28-й год. (Дорис ошибался. Жозефине, когда она выходила замуж, было ровно 32 года, 8 месяцев и 15 дней.) С тех пор я знал многих женщин. Даже 16-летние не располагали хотя бы половиной очарования и арсенала средств моей не столь молодой супруги, чтобы заставить полюбить себя.

      Если я на троне сохранил остатки любезности, если вы, французы, не имели государем строжайшего, надменнейшего, угрюмейшего из монархов, то благодарите за это Жозефину: ее нежность, ее ласки часто смягчали мой характер и подавляли мое бешенство».

* * *

      Если в этот союз Бонапарт внес страсть, набиравшую силу с каждым часом, то что внесла Жозефина?

      Расчет.

      Это подтверждает редко цитируемое письмо. Однако о нем нужно напомнить, чтобы показать равнодушие, с каким Жозефина относилась к браку, которого добивалась по абсолютно прагматическим соображениям.

      В письме к подруге, помеченном первыми числами января 1796 года, Жозефина поражающе откровенна:

      «Милый друг!

      Хотят, чтобы я снова вышла замуж. Все мои друзья советуют мне это, тетушка почти приказывает, и дети мои упрашивают меня о том же.

      Почему вы не здесь? Вы бы подали мне совет в этом важном деле, уверили бы меня, что я не могу отказаться от союза, который разрешит трудности теперешнего моего положения. Ваша дружба, которою я столько раз уже пользовалась, придала бы вам прозорливости относительно моих интересов, и я решилась бы без колебаний, как только бы вы высказались.

      Вы видели у меня генерала Бонапарта. Вот он-то и хочет заменить отца сиротам Александра Богарне и мужа его вдове. "Любите ли вы его?" – спросите вы меня. Нет. "Он вам противен?" – Нет, но я нахожусь в том равнодушном состоянии, которое мне не нравится и которое люди набожные считают худшим в деле религии.

      Любовь – род культа, поэтому и по отношению к ней нужно быть совсем не такой, как я. Вот почему я желала бы вашего совета, который решил бы сомнения моей слабохарактерности. Принять решение всегда было трудным для моей креольской беспечности, полагающей, что гораздо легче следовать воле других. Я восхищаюсь доблестью генерала, обширностью его познаний, дающих ему возможность рассуждать обо всем, живости его ума, позволяющей ему понимать чужие мысли даже ранее, нежели они были выражены.

      Но,