Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.. Александр Булгаков

Кутайсов, Ртищев, Масальский, Мертваго и Васильчиков А.В.; двое последних хороши, зато уж те! Знаю, что есть какие-то новые выдумки; стану огрызаться.

      Я не ошибся: Ртищев предлагал уничтожение билетов на хоры. Я спросил, для чего хоры были построены? «Обыкновенно, для музыкантов». – «Я замечу вашему высокопревосходительству, что музыкантов бывает 40 и 50 человек, а на хорах помещаются более 1000 человек. Цель хор есть доставлять удовольствие бывать в собраниях тем, которые не вправе бывать внизу». – «Да никто не будет записываться, все будут ездить наверх». – «Да, мещанке, купцу, служанке и записываться-то нельзя; а можно положить законом не давать на хоры тем, которые имеют право записываться в члены и бывать внизу: это дело другое». Ртищев прибавил: «Лучше ничего: того и гляди, что хоры обрушатся». Умора! Все единогласно отринули предложение. Тогда и генерал-сенатор сказал: «Ну, так и я с вами согласен».

      Граф Кутайсов делал другое предложение, внушенное ему княгиней Белосельскою [Анной Григорьевной, урожд. Козицкой], чтобы было позволено во время концертов ставить столы в зале и играть в карты. Попав в ораторы, по несчастью, в этот день, я опять ему доказал, что это вздор: «Кто не любит музыку, оставайся дома и играй в карты; да к тому же мы будем бояться, чтобы эта проклятая музыка не заставила делать ренонсов и не помешала княгине Белосельской помнить козырей». Все рассмеялись, дальше прения были не нужны.

      Кутайсов говорит, что это прибавит доход. Во-первых, я ручаюсь, что больше пяти столов не наберется: кто захочет обратить на себя негодование и насмешки публики? Обогатят ли 5 целковых Собрание? «Можно поставить столы под аркады, то и шуму не будет от игроков». – «Галереи сделаны для прохода; я и тонок, да не пройду, ежели поставят столы». – «Да меня Сонцов уверял, что это прежде бывало». – «Никогда, а было вот что: после кончины покойного императора Павла был траур, была запрещена и музыка, и танцы; тогда (это правда) играли в карты в большой зале, иные гуляли, другие играли, но музыки не было». Все согласились, что это вздор, и сам Кутайсов должен был признаться, что вздор. Каковы новые защитники Дворянского собрания!

      На Кузнецком мосту поставлена панорама Парижа, я думаю та же, что была в Петербурге; когда ни иду мимо, всегда пропасть карет, саней и людей. Я еще не видал, а Масальский говорит: «Это подлинно Робер».

      Князь Дмитрий Владимирович прислал к завтрему звать обедать, не для Сперанского ли это[19]?

      Скажи Тургеневу, что я вчера писал Серафиму [тогдашнему митрополиту Московскому]; он принял лично письмо мое и сказал Евсею, чтобы меня уверил, что все сделает, что желаю, а я прошу вакантное дьяконское место у школы в Драгомилове для студента, который женился на одной из несчастных поповых сирот. Спасибо Тургеневу, ибо я пишу Серафиму: «По участию, приемлему в сих несчастных другом моим Александром Ивановичем Тургеневым, а более еще по сродному вашему высокопреосвященству человеколюбию, вы не откажете…» – и проч. Дипломатический

19

Сперанский возвращался из Сибири. В Москве, вероятно, полагали, что он снова войдет в силу, но ошиблись.