Гипотеза Дедала. Лев Наумов

так много работаете… Наверное, вы и соседям помогаете, когда они просят?

      – Ни за что. Что бы ни произошло, я пальцем не пошевелю.

      Признаться, такой ответ меня удивил.

      – Почему?

      – Я слишком занят.

      Несмотря на мои усилия, беседа не завязывалась. Надежды больше не оставалось. Пожалуй, мне следовало уйти. Однако я предпринял заключительную отчаянную попытку и позвал его с собой. Маловероятно, но что, если он разговорится по дороге?

      – Ваша жена варит суп… Вы не проголодались? Быть может, пойдем пообедаем?

      – Только за тобой, – ответил хозяин.

      Как-никак, это был маленький успех. Тем не менее он стоял и не двигался с места.

      – Вы же проголодались? – Мне потребовалось дополнительное подтверждение.

      – Разумеется. – Пахарь едва заметно кивнул.

      Я не решался сделать первый шаг.

      – Садовая примула во сто крат прекраснее дикорастущей, – сказал он внезапно, так и не взглянув на меня.

      Наконец все встало на свои места. Полминуты я отказывался верить, потом побледнел и спешно направился в сторону дома. Мне удалось заставить себя оглянуться, лишь отойдя на две сотни шагов. Впрочем, на что я рассчитывал? Хозяин продолжал пахоту как ни в чем не бывало. Теперь можно было идти медленнее, к тому же тяжесть прозрения с каждым шагом отнимала все больше сил.

      Сделав небольшой крюк, чтобы пройти мимо жены, которая работала за мольбертом с другой стороны дома, я крикнул ей: «Собирайся, мы уезжаем». Видимо, выражение моего лица было таким, что она не задала вопросов. Хозяйка встретила нас с улыбкой и плошкой супа в руках. Я прошагал мимо, будто не заметил ее.

      Мы были готовы менее чем через полчаса. Признаться, собирая рукописи и раскладывая вещи по чемоданам, время от времени я с надеждой поглядывал в окно: не возвращается ли хозяин? Периодически надежда сменялась таинственным страхом. Хотя чего бояться? Я был ему совершенно безразличен. В тот же день мы с женой уехали из Японии навсегда.

      Озарение, которое снизошло на меня и повергло в благоговейный ужас, останется со мной до конца дней. Никогда прежде в моей жизни не происходило ничего более фантастического, чудесного и досадного. Вероятно, более и не произойдет. Чем дольше я живу, тем очевиднее мне становится, что через годы, через тысячи километров, на разных языках эти двое говорили не со мной, но друг с другом – англичанин, лицо которого я помнил до мельчайших деталей, и японец, черты которого вживую никогда не видел, хотя изображения этого человека, написанные моей женой, украшали каждую комнату моего дома.

      – Ты что, наблюдаешь за мной?

      – Да.

      – А зачем?

      – Есть вещи, которые мы просто должны делать, не задаваясь вопросами «почему?» или «для чего?».

      – Но как же можно об этом не спрашивать?

      – В подобных вопросах нет смысла. Тебе все равно никто не ответит.

      – Даже ты?

      – Я в первую очередь.

      – А если со мной что-нибудь случится, ты сможешь вмешаться?

      – Конечно