.

нас. Мы все знали, что Элвис велик… но кто из нас имел столь чистую душу, чтобы не слушать Пэта Буна? Я была не столь разборчива, какой могла бы быть, и более того – часто была разборчива не в ту сторону. Я помню, что предпочитала куда более приглаженные, белые версии ритм-энд-блюза черным оригиналам. Во многом из-за того, что белые имитаторы чаще попадали на радио, но отчасти и потому, что Джорджия Гиббс, на мой слух, звучала лучше, чем Лаверн Бейкер[60]; я была одним из тех белых подростков, в угоду которым нашу музыку разбавляли водой[61].

      Большинство мужчин – коллег Уиллис утверждают, что обладали той самой чистотой души, которой ей недоставало, по каковой причине, возможно, она и облекла свои воспоминания в форму исповеди. Но мне не кажется совпадением то, что изо всего рок-поколения шестидесятых только женщина-критик сумела признаться в своей любви к Буну – или, по крайней мере, в своем выздоровлении от любви к Буну. Читая исторические труды по року и джазу, я все время поражаюсь тому, что, хотя большинство потребителей популярной музыки составляют женщины и девочки, критики почти всегда мужчины, – или, точнее, тот сорт мужчин, который коллекционирует музыку, а не танцует под нее. Опять-таки, это не всегда плохо (некоторые из них – мои лучшие друзья…), но подобными вопросами уместно задаваться тогда, когда ты пытаешься понять, почему люди любили ту музыку, которую любили, и ненавидели ту, что ненавидели.

      Очевидно, что и сам я нахожусь под влиянием своего времени, гендера, расы и класса так же, как и авторы 1930-х и 1960-х гг., поскольку у меня есть собственные предрассудки и личный опыт. Я уверен, что эта книга получилась бы совсем другой, напиши я ее до появления хип-хопа, не будь я гитаристом или же сыном двух разделяющих левую идеологию еврейских профессоров высшей школы, представителей среднего класса, один из которых родился в 1906 г., а другая была австрийской беженкой, академической пианисткой и видной феминисткой, или же если бы я не играл многие годы в барах и не писал бы в газеты, и т. д. и т. п.

      В силу этого я не претендую на бóльшую проницательность в сравнении с предшествовавшими мне авторами, – я всего лишь пытаюсь учитывать то, кем они были в современном им контексте и как это повлияло на их вкусы и суждения. В конце 1930-х и в 1940-е гг. одни критики сформулировали определения того, что есть и что не есть джаз, а в конце 1960-х и в 1970-е гг. другие критики сформировали канон: что является и что не является роком. Мы можем уважать эти суждения, не придавая им статус универсальных и не считая выработанные в их рамках категории полезными для нынешних классификаций музыки их времени. Выбор критиков, безусловно, повлиял и продолжает влиять на то, как именно я слышу музыку, но ныне этот выбор – такой же артефакт истории, как и журналы, афиши и интервью, в эпоху которых он был сделан, и даже как сама музыка, о которой были вынесены эти суждения. Не существует никакой «правильной» истории, так как прошлое продолжает меняться по мере того, как меняется настоящее.

      Эта работа является попыткой вернуться назад и окинуть знакомые вещи свежим взглядом, чтобы снять с

60

Лаверн Бейкер (Delores LaVern Baker, 1929–1997) – ритм-энд-блюзовая певица, популярная в конце 1950-х – начале 1960-х гг. – Прим. пер.

61

Ellen Willis, “Records: Rock, Etc”, New Yorker, 6 Apr. 1968, 148.