Я тебя отпускаю. Мария Метлицкая

подумала Ника и улыбнулась сквозь слезы.

      – И как вы живете здесь? Среди всего этого? Среди этой красоты, истории, древностей? – обратилась она к гондольеру

      – Человек ко всему привыкает, синьора. И к красоте, и к уродству. И к сырости, и к дождям, и к палящему солнцу. И к хорошему, и к плохому. Ко всему, что его окружает. Иначе не выживешь, верно?

      Ника кивнула, и вдруг ей стало нехорошо, так нехорошо, что уже не сдержаться, тошнота подкатила к горлу, закружилась голова, и она наклонилась над мутно-зеленой водой. Гондольер притормозил, с испугом посмотрел на нее, протянул бутылку воды и вдруг, подняв палец вверх, улыбнулся:

      – О, синьора! Бамбина? Рогаццо, синьора? Феминуция? А, синьора?

      – Что? – не поняла Ника. – О чем вы, господи? – И, густо покраснев, тут же забормотала неловкие извинения, стала оправдываться: – Это болезнь, отравилась, ну и еще укачало. Ради бога, простите, так стыдно, кошмар!

      Лодочник засмеялся:

      – Нет, синьора! Я все вижу. Это не болезнь, а даже наоборот. Поверьте, я знаю! Я отец четырех детей! И все – мальчики, вы представляете? С ума можно сойти, верно? А вы не больны, дорогая синьора, не прикидывайтесь. Меня-то вы точно не проведете!

      Ника замахала руками, но тут же решила, что спорить с ним бесполезно, да и ни к чему. И так неловко. И она прервала разговор.

      Наступили сумерки, и стало совсем зябко, не спасал даже плед, и Ника попросила гондольера закончить экскурсию.

      Он явно обрадовался, и Ника увидела, что ее гиду явно под пятьдесят, и наверняка ему хочется поскорее домой, к своей пышной черноволосой синьоре и к шумным мальчишкам, к горячему ужину и рюмочке граппы, чтобы согреться.

      От воды тянуло зябкой сыростью, остро пахло тиной и вечерней прохладой. Они причалили, и лодочник, сама галантность, подав ей руку, пожелал всего лучшего. В его глазах прыгали черти.

      Ника протянула ему деньги, и он шутливо поклонился:

      – Ого, а синьора щедра!

      – Что вы, – улыбнулась Ника, – разве есть цена счастью?

      Они пожали друг другу руки, и Ника поспешила домой. У отеля, в доме напротив, она увидела узенькую дверь аптеки. Остановилась, задумалась, никак не решаясь зайти.

      Решилась.

      Держа в руке коробочку с тестом, почти влетела в номер.

      Быстро разделась, рванула в туалет.

      Он был прав, этот многоопытный папаша, жуликоватый и лукавый лодочник! Еще бы – четверо детей, это вам не шутка, знаете ли! Как сомнамбула, села на кровать, не выпуская полоску с тестом. Вдруг вздрогнула, подскочила и как подорванная снова бросилась в туалет.

      Повторный тест оказался таким же.

      Ника вернулась в комнату, легла на кровать, погасила ночник, и горячие соленые слезы рекой полились по щекам.

      Зазвонил телефон, после небольшого раздумья, она сняла трубку.

      – Как я? – переспросила Ника. – Хорошо! Я очень хорошо, да, честное слово. Странный голос? Да нет, просто устала. Ага, гуляла, да. Долго. Каталась на гондоле почти два часа. Говорю тебе,