Стрелок. Путь на Балканы. Иван Оченков

костры, пытаясь согреться и приготовить пищу. Если удавалось похлебать горячего, люди веселели, начинали балагурить и петь песни.

      Случались, правда, и постные дни, и тогда офицеры, как могли, пытались подбодрить своих подчиненных. Особенно этим отличался начальник их эшелона подполковник Гарбуз. Высокий, худой, с болезненным выражением лица, он как мог старался помочь солдатам, но у него было не так много возможностей.

      Поскольку замерзать, стойко перенося тяготы и лишения воинской службы, было совершенно не в характере Будищева, он всячески пытался исправить ситуацию: ходил за хворостом, поддерживал огонь, первым вызывался расчищать пути. А однажды они вместе с неразлучным Шматовым притащили невесть откуда целый стог сена, для утепления вагона. Возможно, в другое время это послужило бы поводом для разбирательства, но, на их счастье, состав скоро тронулся, и начальство осталось в счастливом неведении по поводу этого происшествия.

      Единственным светлым пятном в этом тяжелом путешествии была остановка в Гатчине. Их разместили в теплых казармах лейб-кирасирского полка, хорошо накормили, но самое главное – сводили в баню. Отмывшись и до исступления нахлеставшись березовым веником, Дмитрий вновь почувствовал себя человеком. Выйдя из парилки, он кое-как натянул исподнее и в изнеможении опустился на лавку, прикрыв глаза.

      – Пивка бы, – невольно вырвалось у него.

      – Оно бы хорошо, – согласно прогудел кто-то совсем рядом, – да только нету!

      С трудом разомкнув веки, солдат увидел здоровенного кирасира, с сочувствием смотрящего на него.

      – Что, земляк, намаялся? – продолжал, благожелательно улыбаясь, здоровяк. – Ничего, я слышал, вам за ужином еще по чарке поднесут, тогда и разговеешься.

      – Есть маленько, – махнул головой Будищев и поскреб ногтями заросший за время пути подбородок.

      – Побриться надо? – понятливо спросил кирасир. – Пошли к цирюльнику, он твоему горю поможет.

      – Денег нет, – попытался отказаться Дмитрий, но гостеприимный хозяин и слушать его не стал, потащив к взводному брадобрею. Тот, впрочем, не стал возражать, а, быстро взбив пену, намазал солдату щеки и мгновенно отскоблил изрядно отросшую щетину.

      – У нас не забалуешь, положено бриться и шабаш, – усмехнулся цирюльник, глядя на рассматривающего себя в зеркало пехотинца. – Правда, усы тебе такие не по чину, чай не гусар, но жалко сбривать было.

      – В гусары таких рослых не берут, – покачал головой крепыш. – С его статями впору у нас служить али в преображенцах!

      – Спасибо, братцы, – поблагодарил он кирасиров, – не знаю чем и отблагодарить.

      – Ты – гость, – отмахнулся в ответ цирюльник. – Да еще на войну едешь. Велено вашего брата с почетом принимать.

      – Граф, вот ты где! – ворвался к ним взъерошенный Федька. – А я тебя обыскался.

      – Чего это он тебя Графом кличет? – насторожились кирасиры. – Или ты из благородных?

      – Да какое там, – отмахнулся Дмитрий, – прицепили погоняло, теперь никак отделаться не могу.

      – Поосторожнее