the Notebook. Найденная история. Ольга Васильевна Ярмакова

и свобода, которые мы нигде больше не могли обрести в той мере, как в парке. Конечно, чтец, ты сейчас задашь самый очевидный вопрос – раз мы наблюдатели, то почему бы нам не перемещаться в другое время и другие места, где нашим беседам никто не стал бы помехой? Кливленд сразу оговорил, чтобы не было никаких перемещений. Он устал порядком от них и хотел наслаждаться общением здесь и сейчас. Я с ним согласилась.

      Та скамейка, что ютилась под тенью солидного вяза чуть в стороне от прогулочной дорожки, где я впервые поведала Вайсману о знакомстве с Нагом, и стала нашей любимицей в последующих встречных беседах.

      И сегодня, накануне условившись о времени, мы встретились у нашей «деревянной подруги», так окрестил её «профессор», чтобы продолжить беседу, которой не было конца и края. Если кому-то со стороны это может показаться предосудительным и чем-то неправильным, то мне наплевать на это. Для меня и Кливленда наше общение и, в первую очередь, дружеские отношения стали большими, чем «учитель и ученица», они скорее переросли в более родственные «дед и внучка». Стоит помнить, что наблюдатели одиноки всю жизнь и не имеют права на создание семьи. Это самое жестокое ограничение за силу, которой мы наделены с рождения. Мистер Вайсман постиг это в полной мере, потеряв свою Веронику и прожив жизнь в тени воспоминаний. А я? А у меня всё это впереди. Но никакие законы природы или высшие материи не могут запретить двум наблюдателям привязаться, дружить и заботиться друг о друге. Это нигде не прописано и не оговорено. Я очень уважаю этого мудрого и добрейшего человека, а он восхищается моими похождениями, проделками и всячески меня подбадривает, когда мне становится особенно одиноко и грустно. Вот я и подыскала точное название наших отношений – мы подбадриваем друг друга.

      – Ты сегодня какая-то задумчивая, Лиза. Что-то не так? – Кливленд держал в руках бумажный кулёк и протянул его мне, внутри чернели семечки подсолнуха. – Угощайся. Вредные, но зараза, такие вкусные, не могу оторваться. Попробуй, приобрёл у одной приличной дамы в восточном крыле рынка. Она обещала, что я не оторвусь от них, пока не съем всё до последней семечки.

      Дамами «профессор» всегда называл всех женщин без исключения, не деля их по возрасту и статусу. Он был интеллигент и джентльмен по своей сути.

      – Да, семечки, что надо. Та женщина вас не обманула, но увлекаться так всё-таки не стоит.

      – Тогда помоги старику добраться до последней семечки, а то у меня такое ощущение, будто меня околдовали. На Кливленда Вайсмана наложено проклятие «последней семечки». – Он таинственно посмотрел на меня, а потом рассмеялся.

      – Ну что ж, профессор, придется вас расколдовать и не позволить вам стать жертвой той колдуньи с рынка. – Я присоединилась к его сухонькому, но заразительному смеху. Этот человек знал, когда и как развеять мрак, скапливавшийся на душе.

      – Вот такой ты мне больше нравишься, милая. Так что же тебя беспокоит, ты поделишься со мной?

      – Помните, я вам рассказывала про семейство из будущего?

      – Брат и сестра. Анна-Златовласка и её брат