Сон разума. Георгий Константинович Левченко

аждого из нас, затруднительно, однако без этого нельзя оценить итог эволюции личности, достигла ли она цели своего развития или её реализация застряла где-то на промежуточном этапе. С другой стороны: что должно быть критерием объективности? В чём заключается её мерило? Можно ли его разложить по степеням, либо он неделим? И, так или иначе, ответы на эти вопросы, будучи полученными неважно каким образом, хоть по мановению волшебной палочки, ничего не дадут для понимания того, сколь зауряден или незауряден обретший его человек, понадобились ли ему определённые таланты на данном пути или всё лежало на поверхности, гений он или психопат или нечто среднее.

      При изучении отдельной личности не стоит ожидать отрадного разнообразия. Приняв свой внутренний мир за исходный пункт, не следует уповать на то, что непременно окажешься прав, решив для себя, как необходимо отнестись к тому или иному явлению, боясь при этом поделиться наблюдениями с кем бы то ни было ещё, дабы не разрушить собственной «правоты». К счастью (или сожалению, кто во что горазд) подобная коллизия мнима, всегда имеется последняя инстанция, действительность (как бы то тривиально не звучало), которая денно и нощно, засучив рукава и нахмурив брови, копается в иллюзиях, проверяя их подлинность. Как не трудно заметить, чем фантазии примитивней, тем более они не согласуются с целым и скорее рушатся, однако самые истончённые, сложные и изящные из них, наоборот, частенько избегают ловких и жестоких пальцев реальности, сохраняясь довольно долго. Со времен, заматерев и набравшись опыта вместе со своим носителем, они начинают верховодить его судьбой, искусно пряча собственную несостоятельность за самолюбием там, где не способны объяснить возникшие противоречия с действительностью.

      Но какова же та благодатная почва, на коей возможно произрастание подобной диковинки? Идиот не способен на такую хитрость, на то он и идиот. Человек незаурядный не станет заниматься глупостями, они ему не нужны, у него есть всё разнообразие реальности без ущербных довесков. А вот заурядность, щедро сдобренная осознанием собственной значимости, имеющая повод к безделью, является благодатной почвой для метаний впотьмах. У неё нет ничего, что бы смогло отвратить её от порочного круга теоретизирования вместо познания, которое с успехом его заменяет.

      Если же разрыв между иллюзорным и реальным миром становится слишком велик, могут произойти ровно 2 вещи: либо приятие действительности, либо умопомешательство, что, однако, почти одно и то же. Почему? Потому что приятие выльется в понимание ущербности своей жизни, её ограниченности, безусловной тщете и преходящности, не утешит даже след в виде потомства, оставленный в этом мире. Оно только даст надежду, что в будущем реализует чаяния неудачливого индивида, обретёт именно такое счастье, которого он хотел бы для себя, т.е. претворит в жизнь всё те же жалкие иллюзии.

      И всё вышесказанное было бы только теорией (пусть и верной в принципе, но не реализующейся на практике), если бы каждый человек следовал всякому, абсолютно всякому (а потому, по преимуществу, пагубному и примитивному) желанию. Однако на поверку это не так. Родительские, общественные, моральные и проч. запреты делают своё дело, вследствие чего он, выросший под влиянием непонятных ему ограничений, не знает, чего хочет на самом деле, а чего лишь вследствие того, что ему запретили то, чего он хочет. Откуда же у такого человека может взяться объективный взгляд на вещи? Как пройдёт эволюция его личности? Какой критерий он положит в основу оценки значимости той или иной вещи? А ведь корректную меру он отыщет лишь по счастливой случайности, называемой умом, которая заведомо не может с ним произойти.

      С другой стороны, означенные запреты так же теоретичны как и путающееся в них мировоззрение, они не обнаруживаются в реальности и, таким образом, порождают только умозрительные критерии для понимания своего места в мире, не предоставляя практических руководств к жизни. Так рождается интересный духовный феномен – самопознание – и его чудаковатые последыши – поступки, отличные от желаний. Что чем верховодится? В идеале, конечно, стройная система ценностей должна упорядочивать буйную природную стихию, предавая той, не более, не менее, а смысл, содержание цели существования. А на самом деле? На самом деле выходит не система, а кривой скелет с то и дело отваливающимися, плохо прилаженными друг к другу костями, производящий то смешное, то жалостливое, то устрашающее впечатление. Попытки её создания оказываются никчёмными, ненужными, пустыми в т.ч. и потому, что их предмет не предполагает познания как такового, но набор догм, спущенных свыше, из других сфер, коими надо просто пользоваться. Так, может, посторонние запреты и наущения имеют право на существование?

      Чтобы это понять, следует оглядеться вокруг. Любой человек в подходящих обстоятельствах, не особенных, сверхъестественных, а, наоборот, плавных и обусловленных, в т.ч. и обыденными превратностями «обычной жизни», окажется стоящим внимания. Переживаемые им перипетии улавливаются крайне нечётко, повседневности всегда хочется предать тайный смысл, наполнить неявным содержанием действия, которые её составляют, поскольку кажется совершенно немыслимым, чтобы она исчерпывались только тем, что лежит на поверхности. И тем не менее это так. Если начать заполнять обыденность скрытыми мотивами,