Город Под Облаками. Павел Юрьевич Фёдоров

о чем мы говорим, что подразумеваем под понятием знание? Вот я напишу книгу – это знание? Но это мое знание, я прочитала, разобралась, как профессионал, связала в единый текст разрозненные источники, и что в конечном итоге я получила? Что, и это все? А может, я предвзято писала и мой вывод неверен – нет там, может быть, того, что в истории искусства действительно имело место, в реальности.

      Валентин смотрел на нее, как она горячится, сама, перебивая себя, и пытается сразу вместить несколько фраз в одну и улыбался. Потом, всю их жизнь, на молчаливый вопрос, порой шутливый: «Почему ты заметил и из многих, гораздо более красивых женщин, полюбил именно меня?», – он вспоминал этот ее первый ответ на его вопрос, он помнил, как она, отвечая на ничего, по сути, не значащий вопрос глубоко задумалась, на короткое время, погрузившись во внутреннее созерцание и тогда он увидел ее – истинную красоту женщины, одухотворенную, мудрую и бесконечно прекрасную.

      – Надо их остановить, а то еще переругаются, извините я вас на время оставлю, – Лена встала и пошла к спорящим, но по пути обернулась и мимолетно посмотрела прямо в глаза Валентина.

      Валентин смотрел, как она о чем-то поговорила с гостями и они, согласившись по-видимому с ней, дружно начали составлять стулья и столы в импровизированную сцену. Было очевидно, что все им было знакомо и уже не раз проделывалось. Когда все было готово, Лена взошла на сцену.

      – Я хочу вам прочитать одно стихотворение, которое совсем случайно на днях попалось мне на глаза и мне очень оно понравилось, не скажу что оно хорошо собой, может это даже и не стихотворение, а просто некий речитатив, набросок, но оно каким-то неизвестным автором посвящено, видимо некой женщине с инициалами В.Е.

      Лена посмотрела себе под ноги, будто чтобы в чем-то удостовериться, подняла высоко голову и стала читать на память кому-то, кто был там наверху, негромко, неторопливо и очень выразительно, проговаривая каждое слово, обозначая внутреннюю их напевность и сразу кто-то, видимо почувствовав это, сел за пианино, стоящее у стены, и стал очень тихо аккомпанировать, не перебивая, а дополняя общее звучание:

      «Любви я посвящаю сегодня мысли

      Кто скажет мне, люблю ли я?

      Иль нет?

      Как похороны по мечте ответ

      Безмерно горе пустоты

      Но здесь сам Бог не устрашится

      Я признаю тебя Любовь!

      И чувство страсти и безумства

      Я ль не люблю? Прости

      Любить насильно не умею

      Учиться? – смысла нет

      Не так уж я умен, чтоб задушить порывы сердца

      Не стар я вовсе и потом …

      Ведь если нет любви, как жить, как думать?

      Не имея сердца?

      Прекрасный образ сохраняя, в груди ношу

      И Тютчева стихи и Пушкина тревогу разделяя,

      Я их люблю за сердце, за мечты

      Одна! Бесспорно есть она

      Та одинокая, прекрасная любовь

      И вовсе не к стихам, не к мыслям

      А к образу, духовному порыву

      К душе – той