Расстояние. Георгий Константинович Левченко

её в дверях подъезда, женщина расплылась в счастливой улыбке, не заметив на его лице озабоченного выражения и почерка, коим написан адресат, взлетела по лестнице, ворвалась в комнату, чем сильно обрадовала Аркашку, который заулыбался от такой стремительности, от оживления вообще, подбежал к ней босиком в огромной рубахе с чужого плеча без брюк, поверх коей была крест-накрест повязана потёртая серая шаль, начал что-то почти связно лепетать от неожиданности, она же отстранила его, развернула письмо, прочитала раз, перестала улыбаться, мальчик отошёл к своей кроватке, перечитала ещё раз, будто не понимая его содержания и начиная всхлипывать, ребёнок залез на постель, прочитала в третий раз и уткнулась со слезами в подушку, парнишка сидел тихо и обречённо. Это была похоронка. Конечно, на улицу мальчугана никто не выкинул, но и дальше держать его при себе у женщины смысла не оставалось. В местном детском доме её уговаривали оставить ребёнка себе, а потом в ультимативной форме отказались принимать, чтобы та, наконец, одумалась, в чём ему, на самом деле, повезло, поскольку даже на фоне окружающей разрухи впечатление заведение оставляло крайне удручающее, так что только после окончания войны соседка решилась куда-нибудь отвезти и определить Аркадия с надлежащей заботой. Через много лет, даже десятилетий, в его жизни случился эпизод, когда он один-единственный раз вспомнил о своей временной матери, намеренно приехав на прежнее место обитания. Та более не вышла замуж, жила до старости в бывшей комнатушке его родителей, прекрасно помнила мальчугана, мило с ним пообщалась, но понять, пожалела ли она хоть раз, что сдала паренька в приют, он не смог.

      Связь прервалась

      Так Аркадий Иванович оказался в подмосковном детском доме. Произошло это поздней осенью 1945 года, на улице лежал снег. Мальчику прекрасно запомнились холод и ветер, постоянное чувство голода и страх перед неизвестностью. Остановились они в какой-то конуре в подвальном этаже на самой окраине Москвы, пожитков у них не было – все вещи Аркадия поместились в небольшой потёртый чемоданчик со сломанным замком и оттого перевязанным верёвкой, который он сам таскал без каких-либо затруднений; женщина же с собой не взяла практически ничего, от чего мальчик испытывал смутную тревогу. Как ни странно, но огромный город совсем не впечатлил паренька, ребёнка можно было считать умственно отсталым, а такие люди неохотно впускают в себя новые переживания, он принял его как совершеннейшую норму и выглядел спокойным, даже через чур спокойным, только внутренняя тревога никак не проходила, не покинув его сердца ещё много-много лет. Через несколько дней после приезда сюда женщина собрала все его вещички обратно в чемодан, успевшие немного разойтись по комнате вследствие пребывания в ней, одела Аркашу в то же пальтишко с короткими рукавами и отвезла в приют.

      Как бы ни жилось ему плохо и одиноко в родном городе в комнате покойных родителей с посторонним человеком, как бы он не мёрз в захудалом