Дело прапорщика Кудашкина. Виктор Елисеевич Дьяков

советской: рабочий класс, трудовое крестьянство, трудовая интеллигенция. Дружбу он водил с такими же как он ребятами, старался ни в чем не заступать "дороги" школьным и дворовым лидерам, как официальным пионерско-комсомольским, так и неофициальным шпанецким. Учился Сёма неважно, но благодаря примерному поведению и усидчивости его ни разу не оставили на второй год, и он благополучно на тройки дотянул восемь классов. Потом он поступил в ПТУ при химкомбинате, на строительство которого завербовались после войны молодожёны, мать и отец Семёна. По окончанию строительства они здесь же и остались работать. На комбинат после ПТУ пошёл и Семён, а потом призвался в армию. Скромные физические данные, скромный характер и необщительность – качества, которые обрекали Семёна Кудашкина на роль аутсайдера в любом коллективе. Но в такой коллективистской стране как СССР избежать коллектива оказалось невозможно. Подобная участь подстерегала и его младших брата и сестру. Брат так же был хлипок и ещё в большей степени испытывал проблемы с учёбой, в породу пошла и сестра, болезненная и некрасивая. В отличие от Семёна, младшим учителя не благоволили, и им каждому пришлось побывать в роли второгодников, даже ПТУ им оказалось не под силу. Мать иногда, во время праздничных застолий пускалась в более пространные объяснения проблем детей, да и своих заодно, обосновывая, опять же, всё наследственным фактором:

      – У меня ведь вся родня такая, кого ни возьми. И головы у всех плохие и руки не больно проворны. А самое, что плохо, уж тихие мы больно, безответные, нас всегда и обойдут и обманут…

      Отец не был столь критичен к природным данным своей родни, но жену по-своему и тут поддерживал:

      – Да уж, кому как на роду написано, кому с кабинету командывать, а кому всю жисть во вредном цеху.

      В то же время он обижался на своих предков, непоколебимо веря, что у них имелись возможности "выйти из грязи":

      – Была в революцию заваруха, людишки снизу вверх и наоборот сигали. Кто тогда сумел в начальства выйти, они и для детей и внуков места хорошие застолбили. А мои, вот, не смогли, проморгали, так и остались в навозе. А сичас что, сичас уже ничего не сделашь, сичас ни снизу вверх, ни сверху вниз, всё устоялось, следующей заварухи ждать надо, а она может через сто лет, а то и боле будет. И вам ребята такая судьбина, как не рыпайтесь, вредного цеху всё одно не минуете.

      Отец такое начал говорить, конечно, уже после 1956 года и только в приличном подпитии. Позже от матери Семён узнал причину этих отцовских словоизлияний, рисковых даже для "оттепельных" времён, сопровождаемых размазыванием по лицу пьяных слёз вперемешку с соплями. Претензии же отец имел к своему отцу, деду Семёна, погибшему на войне. Тот в двадцатых годах возглавлял комсомольскую ячейку в родном для обоих родителей селе на Тамбовщине. Во время семейных ссор отец не раз недобрым словом поминая родню матери говорил, что никогда бы её не сосватал, кабы его родитель сумел с комсомола затем перебраться в руководство сельсовета или колхоза. Тем не менее, свою родню он слабоголовой