Стакан. Глеб Андреевич Васильев

дочурке головы поотрываю.

      – Пап, – проговорил Халфмун.

      – Что, сыночек?

      – Пожалуйста, замолчи. И сделай, как мама сказала.

      После осмотра Халфмуна лекарь сообщил, что, несмотря на множество ушибов, кровоподтеков и ссадин, кости юноши, за исключением двух треснувших ребер, целы.

      – Говорите, его три человека палками избивали? – лекарь усмехнулся в седые усы. – Либо те трое были немощными младенцами, либо парень у вас крепкий, как гвоздь.

      – Вот-вот, и такой же умный, как тот гвоздь, – проворчал Джебедая. – Так и будут его всю жизнь заколачивать, пока по самый стакан не заколотят. Сколько раз ему говорил, не зная бобров, не суйся в воду. Но нет же, он не отца слушает, а девку, которой только и нужно, что подвести его под плотину.

      – Какой же занудой ты стал, Джебедая, – Мойра покачала головой. – Мальчишки всегда дерутся, это нормально. Делать в молодости глупые поступки – тоже нормально. И знаешь, что? Я сейчас же схожу и приведу Унию. А то ты на мальчика всех бобров повесил, да мрака нагнал. Нужно, чтобы кто-нибудь ему настроение поднял.

      – Ты в своем уме, женщина? Врага в дом звать собралась, чтобы он у кровати нашего чудом выжившего сына радостно руки потирал?! Не бывать этому! – Джебедая стукнул кулаком по столу.

      – Натуральный зануда, – вздохнула Мойра и пошла за Унией.

      При виде побитой физиономии Халфмуна Уния расплакалась. Это был первый раз, когда Полулунок видел ее плачущей.

      – Не реви ты. Лекарь сказал, жить буду.

      – А если бы твой отец не подоспел? Если бы они тебя… – Уния не смогла договорить и разрыдалась еще сильнее.

      – Если бы да кабы, то во рту росли бобры. Стало бы на свете одним ущербным меньше, подумаешь, велика потеря.

      – Что ты такое говоришь, глупенький, – Уния прижалась щекой к лицу Халфмуна и зашептала быстро-быстро: – Ты не понимаешь, дурачок, ничего-ничего не понимаешь. Подумай о своей маме, о папе, обо мне подумай – у меня ведь, кроме тебя… Нет-нет, ни о ком не думай – о себе только подумай. Ты же хочешь быть счастливым, я знаю, и ты умеешь. А если будешь счастлив ты, то и все, кому ты дорог, тоже будут счастливы.

      – Хватит. Надоело мне выслушивать, что я того не понимаю, сего не понимаю, что я дурак, остолоп и тупица, – Халфмун оттолкнул Унию и поморщился от пронзившей бок боли треснувших ребер. – Главное я уже понял – не будет мне ни счастья в Бобровой Заводи, ни нормальной жизни. Мне тут только оскорбления выслушивать можно, и ничего больше. Защищаться нельзя, обучиться и получить работу – тоже нельзя. Да и вообще, что это за место такое проклятое – Бобровая Заводь? Носятся все с этими бобрами, как будто на них свет клином сошелся. А то, что глава совета старейшин умом тронулся, вообще никого не волнует. И на то, что среди бела дня во дворе этого старейшины трое могут напасть на одного и забить его до смерти, всем тоже плевать. Зато все просто лопаются от счастья, тыча грязными лапами в мой стакан и обзывая меня уродом. Хочешь знать правду? Мне жалко, что те